Немного не так получилось, как в заявке, но. 269 слов.
В тягучем туманном сумраке отчетливо слышаться шаги. Твердые, но удивительно легкие, они гулким эхо отражаются… где? Кажется, что у этого места нет четких границ, нет краев, потолков или стен, оно необъятно и бесконечно. Но, все равно, глухой отзвук шагов не тает в глубине бездонной темноты, а отдается пустым звоном, словно мяч, брошенный на дно колодца. Раз, два, три. Объятая сумраком, из темноты выходит высокая фигура. В мазках полуживого света этого странного места можно с трудом различить ее очертания. Но Хирако Шинджи и не нужно видеть или ощущать, чтобы знать, кто перед ним. - Я так долго этого ждал, - с удовольствием тянет вайзард, покачиваясь на носках. Он внимательно оглядывается неподвижно стоящего перед ним мужчину – в полупрозрачных пятнах света можно разглядеть его прямой нос, ровную линию губ и ясные глаза. Глубокие карие глаза, которые смотрят так же уверенно, так же спокойно и с той же тихой насмешкой где-то в глубине, как и много лет назад. Айзен Соуске не меняется. Он все так же похож на ленивого болотно-зеленого удава с еле заметным огоньком в желтых глазах, который лежит, свернувшись кольцом в тени огромного дерева и тихо дремлет. И никогда не знаешь, когда он нападет. Хирако делает шаг вперед и протягивает руки, касаясь кончиками пальцев черных лент, которыми перетянуты за спиной запястья бывшего пленника. Мягко, почти невесомо, с легкой полуулыбкой он оглаживает черную ткань, изредка поднимаясь к шершавой коже. - Я так долго этого ждал, - повторяет он шепотом и смотрит прямо в глаза Айзена. Тот ничего не говорит, только тихо, как-то привычно усмехается, поднимая уголок губ, и смотрит в ответ – прямо, уверенно и да, с тихой насмешкой. Дремлющий удав начинает просыпаться.
201 слово. Прощу прощения, меня как-то вшитрило хдд
Он, наверное, и правда Бог. Языческий Бог хитрости, насмешек. Локи. Он улыбается только краешком губ, и в этой полуулыбке, в этой жестокой ухмылке, воплощены грехи Гордыни и Похоти. Хирако заворожённо, неверяще смотрит на чёрные ленты стягивающие запястья Айзена. Они кажутся слишком непрочными для него. Хирако удивляется, почему Айзен не разорвал их, не сбежал, не уничтожил этот город, как и планировал. Конечно же, ленты только кажутся непрочными - даже древним титанам не разорвать их. Но сейчас, когда Айзен вышел из заключения, они теряют свою силу. Айзен разводит руки в стороны и его оковы атласными лентами, змеями, сползают с его рук и медленно падают на пол. Хирако, не отводя глаз, ищет меч, но находит лишь пустоту. Бог обмана разводит руки в стороны, делает шаг вперёд, навстречу замершему вайзарду. Ещё шаг. Ещё. Шаг. И вот языческий Бог, с красными отметинами на запястьях, на тех местах, где покоились его оковы, ведёт длинными пальцами по холодной щеке Хирако. Снизу вверх, пальцы замирают на висках и сдавливают их. Айзен прислоняется лбом ко лбу Вайзарда, глубоко вдыхает его запах; пальцы скользят с висков в волосы и сжимают их больно. Бог прикрывает свои тёплые карие глаза и выдыхает вайзарду в губы: - Я долго этого ждал. Боже, слишком долго.
Тишина. Гнетущая, сдавливающая, темная, мрачная, безумно долгая... Тихий шорох где-то в конце коридора даже кажется громом среди ясного неба. Шаги. Один, два, три, четыре... Как всегда неторопливы, но все же чувствуется уверенность того, кто направляется... Да, к его камере. За пару десятков лет давно можно было бы выучить эту поступь. Скрип открываемой дверцы камеры режет слух, отчего лицо под черными лентами морщится. Он остановился. Вероятно смотрит, разглядывает темную, едва заметную фигуру в сумрачном помещении. Айзен знает, зачем он пришел. Срок... конечно, до его окончания дожно пройти много, очень много времени, но эти шаги предвещают... свободу. Пальцы, пробежавшиеся по запястью, отвлекают от этих мыслей. Чуть выше, скользят по локтю, мимолетно касаются плеча, идут дальше по шее, поглаживая, давая себя узнать. Внезапно останавливаются на щеке, подцепляя темную ленту и аккуратно снимая ее с лица, позволяя открыть правый глаз с темной склерой и голубовато-белым зрачком - единственное, что осталось на память от Хогиоку. Следом предстают свету и потрескавшиеся губы. Что-то хочет спросить? -Узнал? Еще бы не узнать. Зрение быстро адаптируется к темноте, выхватывая белую ткань хаори и копну золотистых волос во мраке. Совсем не изменился с прошлой встречи. -Узнал,-до сих пор мягкий бархатный голос звучит тихо и едва внятно, как у сонного больного. Для верности узник чуть склоняет голову и улыбается.-Вас еще не побрили налысо, чтобы не узнать, Хирако-тайчо. Хмыканье. -Все вышло по твоему плану, Соуске,-между пальцами блестит маленькая пластинка, с помощью которой вайзард торопливо освобождает арестанта, легко щелкая застежками, запирающими духовную силу.-Как только на Готей напали квинси, капитаны тут же взвыли о твоем освобождении. Почти единогласно,-в голосе слышны нотки ехидства. Лица не видно, - Шинджи присел к ногам Соуске, распутывая последние ленты - но Айзен уверен, что он усмехается. Как и он сам. Победно. -Я долго этого ждал,-уголки губ тянутся вверх,-достаточно долго для мира, ожидающего изменений,-Владыка медленно встает, разминая затекшие мышцы. Перед Готеем он должен предстать таким, каким его запомнили в небе Каракуры - спокойным, несокрушимым, идеальным, а не побежденного и разбитого. Отмеряя шагами камеру, экс-капитан полувопросительно-полуутвердительно произнес: -Они не раскрыли тебя. -Давно должны были,-Хирако лениво позевывает, даже рот ладонью прикрывая, словно нехотя.-Я ведь толком и не сражался тогда. -Тем не менее ты восстановлен,-Айзен останавливается напротив своего собеседника. В темноте блестят лукавые глаза. -Не единственная ошибка Готея. Владыка ухмыляется и прикрывает веки, целуя спутника. Это мастерство тоже стоит восстановить.
В тягучем туманном сумраке отчетливо слышаться шаги. Твердые, но удивительно легкие, они гулким эхо отражаются… где? Кажется, что у этого места нет четких границ, нет краев, потолков или стен, оно необъятно и бесконечно. Но, все равно, глухой отзвук шагов не тает в глубине бездонной темноты, а отдается пустым звоном, словно мяч, брошенный на дно колодца.
Раз, два, три.
Объятая сумраком, из темноты выходит высокая фигура. В мазках полуживого света этого странного места можно с трудом различить ее очертания. Но Хирако Шинджи и не нужно видеть или ощущать, чтобы знать, кто перед ним.
- Я так долго этого ждал, - с удовольствием тянет вайзард, покачиваясь на носках. Он внимательно оглядывается неподвижно стоящего перед ним мужчину – в полупрозрачных пятнах света можно разглядеть его прямой нос, ровную линию губ и ясные глаза. Глубокие карие глаза, которые смотрят так же уверенно, так же спокойно и с той же тихой насмешкой где-то в глубине, как и много лет назад.
Айзен Соуске не меняется. Он все так же похож на ленивого болотно-зеленого удава с еле заметным огоньком в желтых глазах, который лежит, свернувшись кольцом в тени огромного дерева и тихо дремлет. И никогда не знаешь, когда он нападет.
Хирако делает шаг вперед и протягивает руки, касаясь кончиками пальцев черных лент, которыми перетянуты за спиной запястья бывшего пленника. Мягко, почти невесомо, с легкой полуулыбкой он оглаживает черную ткань, изредка поднимаясь к шершавой коже.
- Я так долго этого ждал, - повторяет он шепотом и смотрит прямо в глаза Айзена. Тот ничего не говорит, только тихо, как-то привычно усмехается, поднимая уголок губ, и смотрит в ответ – прямо, уверенно и да, с тихой насмешкой.
Дремлющий удав начинает просыпаться.
Он, наверное, и правда Бог. Языческий Бог хитрости, насмешек. Локи. Он улыбается только краешком губ, и в этой полуулыбке, в этой жестокой ухмылке, воплощены грехи Гордыни и Похоти.
Хирако заворожённо, неверяще смотрит на чёрные ленты стягивающие запястья Айзена. Они кажутся слишком непрочными для него. Хирако удивляется, почему Айзен не разорвал их, не сбежал, не уничтожил этот город, как и планировал. Конечно же, ленты только кажутся непрочными - даже древним титанам не разорвать их. Но сейчас, когда Айзен вышел из заключения, они теряют свою силу. Айзен разводит руки в стороны и его оковы атласными лентами, змеями, сползают с его рук и медленно падают на пол. Хирако, не отводя глаз, ищет меч, но находит лишь пустоту.
Бог обмана разводит руки в стороны, делает шаг вперёд, навстречу замершему вайзарду. Ещё шаг. Ещё. Шаг. И вот языческий Бог, с красными отметинами на запястьях, на тех местах, где покоились его оковы, ведёт длинными пальцами по холодной щеке Хирако. Снизу вверх, пальцы замирают на висках и сдавливают их. Айзен прислоняется лбом ко лбу Вайзарда, глубоко вдыхает его запах; пальцы скользят с висков в волосы и сжимают их больно. Бог прикрывает свои тёплые карие глаза и выдыхает вайзарду в губы:
- Я долго этого ждал. Боже, слишком долго.
не з.
а2
автор 2
Тишина. Гнетущая, сдавливающая, темная, мрачная, безумно долгая... Тихий шорох где-то в конце коридора даже кажется громом среди ясного неба.
Шаги. Один, два, три, четыре... Как всегда неторопливы, но все же чувствуется уверенность того, кто направляется... Да, к его камере. За пару десятков лет давно можно было бы выучить эту поступь.
Скрип открываемой дверцы камеры режет слух, отчего лицо под черными лентами морщится. Он остановился. Вероятно смотрит, разглядывает темную, едва заметную фигуру в сумрачном помещении.
Айзен знает, зачем он пришел. Срок... конечно, до его окончания дожно пройти много, очень много времени, но эти шаги предвещают... свободу.
Пальцы, пробежавшиеся по запястью, отвлекают от этих мыслей. Чуть выше, скользят по локтю, мимолетно касаются плеча, идут дальше по шее, поглаживая, давая себя узнать. Внезапно останавливаются на щеке, подцепляя темную ленту и аккуратно снимая ее с лица, позволяя открыть правый глаз с темной склерой и голубовато-белым зрачком - единственное, что осталось на память от Хогиоку. Следом предстают свету и потрескавшиеся губы. Что-то хочет спросить?
-Узнал?
Еще бы не узнать. Зрение быстро адаптируется к темноте, выхватывая белую ткань хаори и копну золотистых волос во мраке. Совсем не изменился с прошлой встречи.
-Узнал,-до сих пор мягкий бархатный голос звучит тихо и едва внятно, как у сонного больного. Для верности узник чуть склоняет голову и улыбается.-Вас еще не побрили налысо, чтобы не узнать, Хирако-тайчо.
Хмыканье.
-Все вышло по твоему плану, Соуске,-между пальцами блестит маленькая пластинка, с помощью которой вайзард торопливо освобождает арестанта, легко щелкая застежками, запирающими духовную силу.-Как только на Готей напали квинси, капитаны тут же взвыли о твоем освобождении. Почти единогласно,-в голосе слышны нотки ехидства. Лица не видно, - Шинджи присел к ногам Соуске, распутывая последние ленты - но Айзен уверен, что он усмехается. Как и он сам. Победно.
-Я долго этого ждал,-уголки губ тянутся вверх,-достаточно долго для мира, ожидающего изменений,-Владыка медленно встает, разминая затекшие мышцы. Перед Готеем он должен предстать таким, каким его запомнили в небе Каракуры - спокойным, несокрушимым, идеальным, а не побежденного и разбитого. Отмеряя шагами камеру, экс-капитан полувопросительно-полуутвердительно произнес:
-Они не раскрыли тебя.
-Давно должны были,-Хирако лениво позевывает, даже рот ладонью прикрывая, словно нехотя.-Я ведь толком и не сражался тогда.
-Тем не менее ты восстановлен,-Айзен останавливается напротив своего собеседника.
В темноте блестят лукавые глаза.
-Не единственная ошибка Готея.
Владыка ухмыляется и прикрывает веки, целуя спутника. Это мастерство тоже стоит восстановить.
м.
Все,флуд окончил.