-Эй, ты, очкарик мелкий! Мальчик повернулся. Перед ним стояли двое подростков. -Гони леденец! - Выпалил один из них. - Или хуже будет! -Нет!- Соске зажмурился и сжал маленького петушка в руке. - Не отдам! -А ну давай сюда! - Парень схватил конфету и потянул на себя. Конечно, как пятилетний мальчик может устоять против двоих восьмилеток? Соске выпустил леденец. Мальчишка грохнулся на асфальт и взвыл: -Ах ты засранец! Да я тебе сейчас!... -Эй, Рюске, валим, его мамаша идет сюда. - Мальчишка схватил друга за плечо и потащил в ближайший закоулок. По щекам Соске потекли слезы. Он замотал головой и посмотрел в след восьмилеткам: -Ну ничего, я вас найду и отомщу, обязательно отомщу, - прошипел он, - всему миру отомщу!
159. ...Она никогда не была "доброй тётушкой". В её жизни были маски - множество масок, и любила он, похоже, исключительно их. Когда маленький Айзен только попал к ней, она лишь поморщилась и велела "маленькому ничтожеству" убраться в свою каморку с глаз долой. Быть учеником масочницы было уважаемо и почётно - да только не все выдерживали злые окрики, постоянные оплеухи и ночёвки на улице. Одну девчонку - которая посмела сломать любимую маску Мастерицы, та велела затравить собаками. И хохотала в лицо высокопоставленным родителям. Айзен тогда стал методично приучать себя к аккуратности и педантичности - жить ему, всё же, хотелось. Через пару лет он остался единственным - и даже где-то любимым учеником. Любовь выражалась в каше вместо корки хлеба и разведённом вине вместо колодезной воды. Ну конечно - она изредка снисходила до бесед. Она любила повторять - "Жизнь - театр, Соуске. Решай, какую маску наденешь." Айзен запомнил. На всё посмертие запомнил, когда в возрасте двенадцати лет всё-таки сломал одну из её масок.
-Убью. За то, что не любят. Да! Покажу им мою жестокость!!! Поступлю в Готей, стану предателем, уйду в Хуэко, стану Королем Злодеев! Вот тогда они пожалеют, тогда извинятся, изменятся! Так, нужен предлог. Вот, взять к примеру Ишшина из соседнего дома. Когда, у него будет сын, я буду над ним издеваться! Натравлю на него свою личную армию. Из испанцев! Эспаду! А потом покорю мир! Уничтожу! Затем... В тот день маленькому Соуске и не дали клубничного мороженного.
186 слов Пустой без труда ловит измотанную душу, но явно мешкает, ищет подвоха, силясь понять, почему его не пытаются остановить. Айзен наблюдает, как он заглатывает охрипшую жертву и делает два характерных движения челюстью, сопровождающихся мерзким чавкающим звуком. Айзен думает, что это зрелище отнюдь не впечатляющее, но весьма познавательное, и не зря он пользуется первой же возможностью… - Ты в порядке, Айзен-кун? Его сгребают в охапку и торопливо уносят в безопасное место: подальше от маленькой битвы. Айзен вспоминает, что все новобранцы, на глазах у которых впервые погибли души, ни то скулят, ни то воют от жалости и раздирающего чувства вины. - Он поймал ту девушку, семпай. А я ничего не смог сделать. Подоспевший офицер смотрит на него с болезненным сочувствием, по-приятельски кладет руку на плечо. Айзен думает, опустив голову, что офицера Пустой бы сожрал с еще большей жадностью, и что наблюдать за этим было бы куда любопытнее. - Поверь, она благодарна за твою храбрость. Не стоит себя корить. - Но я виноват… Айзен знает: он умеет лгать и не умеет жалеть, - и, пожалуй, какие бы способности ему не открылись через года, они будут второстепенны по сравнению с этим.
-Эй, ты, очкарик мелкий!
Мальчик повернулся. Перед ним стояли двое подростков.
-Гони леденец! - Выпалил один из них. - Или хуже будет!
-Нет!- Соске зажмурился и сжал маленького петушка в руке. - Не отдам!
-А ну давай сюда! - Парень схватил конфету и потянул на себя.
Конечно, как пятилетний мальчик может устоять против двоих восьмилеток? Соске выпустил леденец. Мальчишка грохнулся на асфальт и взвыл:
-Ах ты засранец! Да я тебе сейчас!...
-Эй, Рюске, валим, его мамаша идет сюда. - Мальчишка схватил друга за плечо и потащил в ближайший закоулок.
По щекам Соске потекли слезы. Он замотал головой и посмотрел в след восьмилеткам:
-Ну ничего, я вас найду и отомщу, обязательно отомщу, - прошипел он, - всему миру отомщу!
...Она никогда не была "доброй тётушкой". В её жизни были маски - множество масок, и любила он, похоже, исключительно их. Когда маленький Айзен только попал к ней, она лишь поморщилась и велела "маленькому ничтожеству" убраться в свою каморку с глаз долой.
Быть учеником масочницы было уважаемо и почётно - да только не все выдерживали злые окрики, постоянные оплеухи и ночёвки на улице. Одну девчонку - которая посмела сломать любимую маску Мастерицы, та велела затравить собаками. И хохотала в лицо высокопоставленным родителям. Айзен тогда стал методично приучать себя к аккуратности и педантичности - жить ему, всё же, хотелось.
Через пару лет он остался единственным - и даже где-то любимым учеником. Любовь выражалась в каше вместо корки хлеба и разведённом вине вместо колодезной воды. Ну конечно - она изредка снисходила до бесед.
Она любила повторять - "Жизнь - театр, Соуске. Решай, какую маску наденешь."
Айзен запомнил.
На всё посмертие запомнил, когда в возрасте двенадцати лет всё-таки сломал одну из её масок.
-Убью. За то, что не любят. Да! Покажу им мою жестокость!!! Поступлю в Готей, стану предателем, уйду в Хуэко, стану Королем Злодеев! Вот тогда они пожалеют, тогда извинятся, изменятся! Так, нужен предлог. Вот, взять к примеру Ишшина из соседнего дома. Когда, у него будет сын, я буду над ним издеваться! Натравлю на него свою личную армию. Из испанцев! Эспаду! А потом покорю мир! Уничтожу! Затем...
В тот день маленькому Соуске и не дали клубничного мороженного.
Пустой без труда ловит измотанную душу, но явно мешкает, ищет подвоха, силясь понять, почему его не пытаются остановить. Айзен наблюдает, как он заглатывает охрипшую жертву и делает два характерных движения челюстью, сопровождающихся мерзким чавкающим звуком. Айзен думает, что это зрелище отнюдь не впечатляющее, но весьма познавательное, и не зря он пользуется первой же возможностью…
- Ты в порядке, Айзен-кун?
Его сгребают в охапку и торопливо уносят в безопасное место: подальше от маленькой битвы. Айзен вспоминает, что все новобранцы, на глазах у которых впервые погибли души, ни то скулят, ни то воют от жалости и раздирающего чувства вины.
- Он поймал ту девушку, семпай. А я ничего не смог сделать.
Подоспевший офицер смотрит на него с болезненным сочувствием, по-приятельски кладет руку на плечо. Айзен думает, опустив голову, что офицера Пустой бы сожрал с еще большей жадностью, и что наблюдать за этим было бы куда любопытнее.
- Поверь, она благодарна за твою храбрость. Не стоит себя корить.
- Но я виноват…
Айзен знает: он умеет лгать и не умеет жалеть, - и, пожалуй, какие бы способности ему не открылись через года, они будут второстепенны по сравнению с этим.
А2
автор третьего