На сцене разворачивалась трагедия. Пара людей, близких друг другу несмотря ни на что. Кажется, кто-то из них умирал. Театром овладела духота, невыносимая после вечерней прохлады. Хирако не различал слов, но точно осознавал, что это не та пьеса, на которую он пришёл изначально. Пригубил вино, отставил бокал в сторону и попробовал оглянуться на соседние места. Чужая рука ему это не позволила, вынуждая продолжать смотреть спектакль, смысл которого безнадёжно ускользал от него. Ощущение прикосновения отвлекало, а чувство некой беззащитности злило. Чужие губы почти касались уха, жгучий шёпот: «Помни, помни всё, с первого крика». Такой знакомый голос. Но что-то решительно не давало вспомнить. Носитель этого голоса опасен. Нельзя было отвечать, но... «Оставь меня в покое». Да, так правильно. Так и должно быть. Верно? «Не могу, и вы сами это знаете, Капитан…» Рука крепко сжала подбородок, заставляя повернуть голову в сторону. «Помни». Карие глаза горели любопытством и с трудом различимой надеждой. От этого взгляда в районе сердца потеплело. На краю сознания забегали странные мысли, всплывали неясные образы. Мужчина подался вперёд, с печалью заглядывая в глаза Хирако, словно стараясь в них что-то разглядеть. Образы становились чётче. Раздался звон упавшего бокала. Хирако очнулся под громовые аплодисменты. Кажется, история мужчины с одним смутным и одним ясным глазом, впечатлила публику. Запутавшийся между призраками прошлого, он и в душе Хирако нашёл отклик, только вот собственное "что-то смутное" съело у него половину пьесы. — С вами всё хорошо, господин Хирако? Голос Киске окончательно прогнал наваждение. Хирако кивнул с улыбкой и аккуратно поднял упавшие очки с толстой оправой. Повертел в руках и убрал в очечник. Жаль, что сны-видения нельзя так же просто убрать на то место, где им предназначено быть. Или всё же не предназначено? Тот, кого не получалось вспомнить, был настойчив. «Помни...»
На сцене разворачивалась трагедия. Пара людей, близких друг другу несмотря ни на что. Кажется, кто-то из них умирал.
Театром овладела духота, невыносимая после вечерней прохлады. Хирако не различал слов, но точно осознавал, что это не та пьеса, на которую он пришёл изначально. Пригубил вино, отставил бокал в сторону и попробовал оглянуться на соседние места.
Чужая рука ему это не позволила, вынуждая продолжать смотреть спектакль, смысл которого безнадёжно ускользал от него.
Ощущение прикосновения отвлекало, а чувство некой беззащитности злило.
Чужие губы почти касались уха, жгучий шёпот:
«Помни, помни всё, с первого крика».
Такой знакомый голос. Но что-то решительно не давало вспомнить. Носитель этого голоса опасен. Нельзя было отвечать, но...
«Оставь меня в покое».
Да, так правильно. Так и должно быть. Верно?
«Не могу, и вы сами это знаете, Капитан…»
Рука крепко сжала подбородок, заставляя повернуть голову в сторону.
«Помни».
Карие глаза горели любопытством и с трудом различимой надеждой. От этого взгляда в районе сердца потеплело. На краю сознания забегали странные мысли, всплывали неясные образы. Мужчина подался вперёд, с печалью заглядывая в глаза Хирако, словно стараясь в них что-то разглядеть.
Образы становились чётче.
Раздался звон упавшего бокала.
Хирако очнулся под громовые аплодисменты. Кажется, история мужчины с одним смутным и одним ясным глазом, впечатлила публику. Запутавшийся между призраками прошлого, он и в душе Хирако нашёл отклик, только вот собственное "что-то смутное" съело у него половину пьесы.
— С вами всё хорошо, господин Хирако?
Голос Киске окончательно прогнал наваждение. Хирако кивнул с улыбкой и аккуратно поднял упавшие очки с толстой оправой. Повертел в руках и убрал в очечник. Жаль, что сны-видения нельзя так же просто убрать на то место, где им предназначено быть. Или всё же не предназначено?
Тот, кого не получалось вспомнить, был настойчив.
«Помни...»
а.