Знаете, иногда то, что было средством, становится целью. Гениальный учёный мечтал о свободе и создал своё не менее, а даже более гениальное, чем он сам, творение. Что значило это хогиоку само по себе - просто стекляшка, прости, Господи! - но вместо того, чтобы мечтать о свободе, человек стал мечтать о нём, и тем самым лишил себя возможности и права быть свободным. И ладно бы только Айзен - они все до одного стали рабами того, что было всего лишь средством. - Скупой рыцарь. Попытка достичь недостижимое через материальные блага. - Это скучно, - зевает Ичиго. - И мелочно. Это не про нас. Отважный герой стремился к покою. Этот покой упорно нарушали все, кому не лень, и он шёл по своему пути, не оглядываясь назад, встречая друзей и врагов, приобретая и теряя на каждом шагу. Но когда он дошёл до конца, то увидел, что вместо долгожданного покоя перед ним стоит пустота - и он снова пошёл вперёд, не зная, куда и зачем. Сам путь превратился из средства в цель. - Дон Кихот. Процесс ради процесса, а не ради неназванной великой цели. - Это безумие, - хмурится Ичиго. - И ребячество. Что, и это не про нас? Учёный использовал героя, а герой использовал учёного. Хитрец и храбрец не видели друг в друге людей - что, впрочем, не мешало им уважать друг друга. По-своему. А когда они обнаружили, что связаны друг с другом крепче, чем цепями или канатами, было уже поздно. Раньше можно было играть Куросаки как предсказуемой и потому послушной куклой. Теперь же, когда дни почему-то стали исчисляться не восходами и заходами солнца, а его приходами и уходами, уже неизвестно, кто из них оказался более предсказуемым. Раньше нельзя было верить ни единому слову Урахары, и потому легче всего было его вообще не слушать и не забивать голову ерундой. Теперь не слушать стало намного проще, потому что звуки его голоса очаровывали и манили так, что попросту не получалось заставить себя вникать в смысл самих слов - а не забивать при этом голову ерундой стало по-настоящему нереально. Рядом с Урахарой Ичиго находил свой покой. Ему не хотелось никуда идти, он забывал обо всех проблемах, и время останавливалось над чашкой обжигающего чая - одной на двоих. А Киске рядом с ним чувствовал себя свободным, неподвластным никому и ничему, кроме этого невыразимого пронзительного взгляда. Ну и ещё, пожалуй, руки, так случайно коснувшейся его доверчиво раскрытой ладони. И таких тёплых, таких влажных, таких - о, Господи! - податливых губ. И... Знаете, иногда эти скучные и безумные истории оказываются всё-таки пр нас.
Хотела сказать, что представлялось, пока читала... но не смогла. Как-то это на уровне всприятия и осталось. Зато ощущения от драббла очень уютные, тёплые и такие... мм... домашние, что ли, хотя и с ноткой сумасшедствия.
Знаете, иногда то, что было средством, становится целью.
Гениальный учёный мечтал о свободе и создал своё не менее, а даже более гениальное, чем он сам, творение. Что значило это хогиоку само по себе - просто стекляшка, прости, Господи! - но вместо того, чтобы мечтать о свободе, человек стал мечтать о нём, и тем самым лишил себя возможности и права быть свободным. И ладно бы только Айзен - они все до одного стали рабами того, что было всего лишь средством.
- Скупой рыцарь. Попытка достичь недостижимое через материальные блага.
- Это скучно, - зевает Ичиго. - И мелочно.
Это не про нас.
Отважный герой стремился к покою. Этот покой упорно нарушали все, кому не лень, и он шёл по своему пути, не оглядываясь назад, встречая друзей и врагов, приобретая и теряя на каждом шагу. Но когда он дошёл до конца, то увидел, что вместо долгожданного покоя перед ним стоит пустота - и он снова пошёл вперёд, не зная, куда и зачем. Сам путь превратился из средства в цель.
- Дон Кихот. Процесс ради процесса, а не ради неназванной великой цели.
- Это безумие, - хмурится Ичиго. - И ребячество.
Что, и это не про нас?
Учёный использовал героя, а герой использовал учёного. Хитрец и храбрец не видели друг в друге людей - что, впрочем, не мешало им уважать друг друга. По-своему. А когда они обнаружили, что связаны друг с другом крепче, чем цепями или канатами, было уже поздно. Раньше можно было играть Куросаки как предсказуемой и потому послушной куклой. Теперь же, когда дни почему-то стали исчисляться не восходами и заходами солнца, а его приходами и уходами, уже неизвестно, кто из них оказался более предсказуемым. Раньше нельзя было верить ни единому слову Урахары, и потому легче всего было его вообще не слушать и не забивать голову ерундой. Теперь не слушать стало намного проще, потому что звуки его голоса очаровывали и манили так, что попросту не получалось заставить себя вникать в смысл самих слов - а не забивать при этом голову ерундой стало по-настоящему нереально.
Рядом с Урахарой Ичиго находил свой покой. Ему не хотелось никуда идти, он забывал обо всех проблемах, и время останавливалось над чашкой обжигающего чая - одной на двоих. А Киске рядом с ним чувствовал себя свободным, неподвластным никому и ничему, кроме этого невыразимого пронзительного взгляда. Ну и ещё, пожалуй, руки, так случайно коснувшейся его доверчиво раскрытой ладони. И таких тёплых, таких влажных, таких - о, Господи! - податливых губ. И...
Знаете, иногда эти скучные и безумные истории оказываются всё-таки пр нас.
Хотела сказать, что представлялось, пока читала... но не смогла. Как-то это на уровне всприятия и осталось.
Зато ощущения от драббла очень уютные, тёплые и такие... мм... домашние, что ли, хотя и с ноткой сумасшедствия.
Автор, открывайтесь)
*приятно удивлённый заказчик.
совсем уж не в ту степь унесло... да ладно, меня вон в прошлый раз тоже так унесло)
И до сих пор несётНе в тему, но Ичиго по соционике Дон Кихот хдд