Исполнения, превышающие лимит/Исполнения, где частично изменена заявка.

[Bleach-one-string-fest]

Для исполнений заявок, превышающих лимит в 500 слов. Иногда хочется поделиться с заказчиком написанным же.
Тем не менее, палку не перегибаем. Все же, 1200 и более - это уже формат нон-кинка.
И пожалуйста, не стремитесь написать много. Эта мера крайняя и вынужденная, и очень не хочется, что бы таких исполнений было много. Однстрочники же)
Текст выкладывается анонимно. В посте с оригинальной заявкой дается ссылка на комментарий в этом посте. Комментарии к текстам - там же.
Увидим флуд здесь - покараем.

Оформление:

Тх-ххх

количестов слов
текст под тегом more

где х - номера тура и заявки соответственно. Так же указать формулировку заявки.

UPD Так как прецедент имел место быть.
Если идет выполнение заявки, но изменен пейринг - так же складируем сюда. Не злоупотребляем, опять же.

запись создана: 11.01.2010 в 19:38

@темы: Организационное, Тур: 1, Тур: 4, Тур: 5, Тур: 3, Тур: 2, Заявки: выполнено

Comments

[Гость]

T28-41 Гриммджо/Рукия. Смотреть в глаза. "Теперь нет этого рыжего придурка"
1191 слово.


Гриммджоу влезает во все перепалки, а подчас и устраивает их, мотивируя все тем, что «теперь нет этого рыжего придурка». Ему скучно. Рыжий больше не противник, не шинигами, и этого вполне достаточного, чтобы поставить твердое и уверенное «нет» рядом с именем Ичиго, снимая его со счетов.
- Он же все разнесет тут к черту! – Ренджи не желает лечить всякие там царапины, поэтому Рукия уверенным движением просто закрывает протяжную рану на скуле пластырем. А еще Абарай злится. Только совсем не из-за того, что получил отметину на лице. Ему не дает покоя то, что гребаный арранкар посмел уйти в разгар боя. Но практически неизменное скучающее выражение лица Гриммджоу пересиливает и это – он просто-напросто не считает его противником. И это грубейшее оскорбление.
Джаггерджак вообще ни с кем не считается, принимая всех вокруг за второсортную шваль. Единственные, кто может его заинтересовать, так это капитаны. Но тем нет никакого дела до арранкара, чьи силы так до конца и не восстановились. Наверное, поэтому он никогда не упускает возможности улизнуть в приоткрытый Рукией сейкаймон.
Кучики Рукия – тоже шинигами, тоже шваль. Она совсем не интересует его как противник, и ничем не выделятся среди своих сослуживцев в ярких лазурных глазах, кроме одного – Гриммджоу знает ее. Ему не стоит утруждать себя, запоминая очередное имя, поэтому терпеть эту мелкую рядом он согласен. Пока что. А заодно измываться и скалиться, почти признавая тот факт, что не его одного природа успела одарить не в меру острым языком. Поэтому со временем они обращают друг на друга ровно столько внимания, чтобы находиться под одним небом Каракуры в разным мирах.
Но все дороги – даже в их разных мирах – приводят лишь к одному дому – клинике с выцветшей вывеской и вторящим ей уже вряд ли подростком – таким же будто составившимся и блеклым, но все еще рыжим. Порой они вместе смотрят в плотно закрытое окно, как, например, сейчас.
Очередной сеанс жизни Куросаки Ичиго подходит к концу, но зрители не спешат расходиться. Их не останавливает ни наваливающаяся ночная тьма, ни потухший экран – свет в окне погас с полчаса назад, но главный герой все еще ворочается под незримыми взглядами.
Арранкар стоит расслабленно. Шинигами тоже стоит, хоть и не так расслабленно. Белое и черное перекликаются до тех пор, пока последнего не становится слишком много, в избытке. Джаггерджаку это не нравится, поэтому он идет прочь, туда, где в воздухе вскоре появится дверь, ведущая в мир, где черного всегда в избытке.
Гриммджоу много чего не нравится, но он не дурак – привыкает. Не всегда. Изредка. К отсутствию меча, например. Да и к дурно восстанавливающейся силе – тоже: с обычными шинигами, а тем более с Пустыми, и голыми руками справится.
А вот с отсутствием былой скорости никак не смирится – не успевает.
- Теперь нет этого рыжего придурка, - не очередное оскорбление. Просто факт.
Их жизнь – бесконечный цикл перерождений, и шинигами, да и Пустые, знают об этом слишком хорошо. И о том, как прервать его, тоже.
- Нет, - повторяет за ним Рукия. Ей сейчас до одури понятен смысл этого страшного слова. И в этой легкой – никчемной – дымке де-жа-вю она не видит ничего, кроме дождя. Серого и безнадежного. Но не того, что проливает небо над ними.
Погода вторит месту и событию, сливаясь на щеках с дорожками слез, разрывая громом чей-то плач. Шинигами рядом со всеми, но чуть поодаль – уже чужие. Они надеялись встречать, но никак не провожать навсегда.
Они – и Гриммджоу, и Рукия – тоже стоят поодаль, не пытаясь проститься – не с кем. Трезвые от чужого горя, но не принимающие своего.
Дождь впитывает в ткань формы, волосы, бьет тяжелыми каплями по коже. Он тоже знает, что Куросаки Ичиго больше нет. Ни в одном из трех миров. Горстка пепла – окончательно выцветшая, бесконечно серая – единственное напоминание о нем. И лишь Рукия помнит насколько хрупко человеческое тело перед Пустым. И лишь Гриммджоу знает, как паршиво выглядит мясо-кости-части тела на асфальте. Да Иноуэ, возвращающая его семье тело целым, но не живым, тоже помнит. Урывками, сквозь закрытые чужими ладонями глаза – Рукия до сих пор чувствует влажные, тяжелые от соли-боли-отчаяния слезы Орихиме.
У каждого есть цель. И с этим у него всегда было просто и понятно: Гриммджоу шел своей дорогой, не сходя с пути, пробивая для этого стены и чужие тела, разбивая все препятствия в клочья и перегрызая глотки. Его путеводная звезда – победа. И не важной какой ценой она была предоставлена ему.
Его планка стала шататься из-за одного единственного сражения, стирающего ясность в пыль-песок. Не победа - он пал. Не проигрыш – он все еще жив. И сейчас планки просто не было – потерялась. Гриммджоу должен был надрать задницу этому рыжему ублюдку, взять реванш, вырвать победу и идти дальше. А сейчас он стоял. Без цели, без силы, даже без подобающего противника, который сдох от руки какого-то обычного Пустого.
Сдох и оставил ему лишь эту девку. Да Каракуру, в которой все как всегда.
Они приходят туда. Ни часто, ни редко; ни вместе, ни порознь – просто приходят. Просто вновь скучно. Просто вновь приветливо приоткрыт зияющей пустотой проход в тот мир, где все дороги ведут к одному дому – клинике, да только уже и вовсе без вывески.
Тут все меняется тягуче, вязко, с трудом прощаясь с прошлым. В них все точно так же. И его ничуть не меньше бесит эта мелкая шинигами, если не больше.
- Теперь нет этого рыжего придурка! – не выдержав, он резко хватает ее за шею, которая почти полностью умещается в широкой ладони, отрывая от земли. – Понимаешь? Нет его!
На него смотрят кукольные глаза – стеклянные, огромные, но неживые. Близко, на расстоянии вытянутой руки – как в первый раз. И в когда-то пробитой – уже давно залеченной – груди ужасающая пустотой дыра пульсирует памятью. Глаза в глаза – спокойно, безвольно, без проблесков страха. Она не боится его. Не трепыхается в руках, когда горло до боли сдавленно мозолистой ладонью. Не считает за противника-врага.. Нет. Не так.
Она об этом даже не думает.
Девичье тело летит на асфальт. Рукия ударяется плечом – и не только им. Она лежит не двигаясь, но ее сковывает вовсе не боль, покалывающая там, где расцветают налитые кровью синяки-ушибы. Гриммджоу уже с трудом сдерживает желание отшвырнуть ногой эту девку к стене, когда она начинает негромко говорить:
- Тот Пустой не ушел – я отпустила его. Ичиго было уже не спасти, но он ведь сильный?.. Он ведь сможет стать хотя бы адьюкасом?..
Она много чего еще хотела спросить, сказать, просто выговориться. Именно ему – Гриммджоу. Именно ему – видевшему все своими глазами, но, как и она, чуть опоздавшему. Именно ему – потому что больше некому.
Может когда-то рыжий оправдает ее надежды, пересилив Пустого, что убил его, пересилив сотни других Пустых разумом и телом, не сойдя с ума или все же лишившись рассудка. Ну а сейчас он – Гриммджоу – не может больше стоять на месте – он должен идти. И эта шинигами висит на нем мертвым грузом. У них давно один путь – с тех пор, когда пути сошлись возле неприметного, двухэтажного здания. Или еще раньше – возле одного рыжего недошинигами.
Она ждет. Он тоже ждет – подсознательно, не особо желая признавать это. Но им нужно идти. И пока этого рыжего придурка – противника, друга, а может кого-то большего – нет рядом, он понимает, что кожа у мелкой нежная и мягкая на ощупь. Рука, что сжимала ее шею, еще еле уловимо ощущает это до тех пор, пока вновь приоткроется дверь, ведущая их обратно. Нет, не так. Дверь, ведущая их вперед, где когда-то будет Ичиго – живым, мертвым, человеком, Пустым, шинигами – не важно. Он будет – когда-то, но не сейчас.

[Гость]

T30-14 Кира, Рангику. "Он ушел, но в этот раз - чтобы вернуться. В мир живых."

523 слова

- Цветочный магазин?! - восклицают они хором и вздрагивают, поворачиваются друг к другу, обмениваясь недоумёнными взглядами. И вновь переводят их на широкую витрину.
Продавец за стеклом старательно подрезает стебли ирисов и аккуратно заполняет цветами высокие белые вазы. Чуть щурится от яркого полуденного солнца. Наклоняется к охапке роз и цокает языком недовольно.
Кира и Рангику следят за тем, как он ловко подхватывает пышное белое облако, зарываясь в него на секунду острым носом, быстро меняет воду и водворяет букет на место. Как вытирает тонкие пальцы о фартук из грубой ткани, как, насвистывая под нос какую-то веселую мелодию, проводит ревизию среди горшков с фиалками и фикусами, рыхлит и поливает землю.
Часы на площади звонко бьют полдень, солнце скачет бликами по стеклам витрин и окнам кофеен. Колокольчик на двери цветочного магазина то и дело весело звенит, продавец оборачивается навстречу очередному покупателю с улыбкой приветливой и немного лукавой.
- Он всегда питал слабость к садоводству... - тянет рассеянно Кира. - Вот та же хурма...
Рангику кивает и усмехается.
- Садовник. Спорю на что угодно, он выращивает их сам в какой-нибудь оранжерее и трясется над каждым кустом.
- Нет, он, пожалуй, просто очень доходчиво объясняет каждому цветочку, что если он не вырастет, то его ждут бо-о-ольшие неприятности.
Они оба хохочут, привлекая внимание людей. Спохватившись, отходят в сторону.
Рангику вздыхает.
- А может...
- Не стоит, - Кира качает головой. Осторожно сжимает ее пальцы в своей ладони. - Не надо.
У цветочной лавки останавливается весьма потрепанного вида автомобиль и оглушительно сигналит. Продавец вытирает ладони краем фартука и с улыбкой выходит на улицу, раскидывая руки навстречу выскочившим из машины мальчишкам — белобрысым и ехидным, как и он сам.
Кира чувствует, что сжимает хрупкие пальцы в своей руке слишком сильно.
Она совсем не похожа на них — думает он. Даже странно. Короткие черные волосы топорщатся в разные стороны, нос с горбинкой слегка морщится, когда она окидывает снисходительным взглядом букет из растрепанных беловолосых макушек. В руках у неё — бумажный пакет, от которого через всю площадь доносится запах свежей сдобы.
- Обед привезла, - говорит Рангику и кивает сама себе. Кира глядит на неё удивленно: в голосе нет ни тоски, ни боли, только спокойная забота. И совсем немного грусти.
Продавец с шутливым поклоном принимает угощение и жестом фокусника достает практически из воздуха пышную хризантему. Мальчишки восхищенно свистят и улюлюкают, подпрыгивая на месте. Женщина закатывает глаза в притворном возмущении, фыркает, не в силах сдержать улыбки, и целует его в щёку.
Когда его семья ( "Ну, надо же, — думают они, не сговариваясь. - Семья") уезжает, он смотрит им вслед пару минут, и Кира вдруг понимает, чего так не хватало улыбке его капитана все годы службы в Готее. Вот этой мягкости. Он переводит взгляд на Рангику и вздрагивает: она улыбается, но по щекам ее бегут быстрые слёзы. Она быстро смахивает их и смущенно глядит на Изуру:
- Всё в порядке. Правда. Мы с тобой всегда знали, что рано или поздно он уйдет от нас насовсем. Он и ушел, но в этот раз - чтобы вернуться. В мир живых. Пусть будет живым.
- Пусть будет живым, - машинально повторяет вслед за ней Кира и смотрит на букеты за витриной. В воздухе сладко пахнет цветами. Пахнет жизнью.

[Гость]

T30-40 Айзен|сh!Ичиго. Нести на руках и рассказывать сказку с двойным дном

755 слов. Можете убить. Чушь полная, начиная со слов "Жил-был рыцарь". Осторожно! странный конец.

Темнеет. Близится летняя ночь, но довольно холодно.

Айзен идёт уже час или два.
Вблизи нет никаких населённых пунктов. Ночевать придётся на улице. Хотя он может идти так довольно долго, совершенно не чувствуя дискомфорта.
На руках у него мальчишка лет семи. Ичиго. Глаза у него закрываются. Ичиго укачивает от мерных шагов Айзена. Соуске улыбается.

- Расскажи сказку, - вдруг неожиданно говорит уже почти заснувший мальчик.
- Сказку? - удивляется Айзен.
- Да!
- Как хочешь.
Айзен задумывается на мгновение и начинает:
- Жил-был рыцарь...
- Плохой или хороший? - спрашивает Ичиго.
- Не знаю, - отвечает Айзен. - Как хочешь. - говорит он, чуть погрузившись в свои мысли.
- Что значит, как хочешь?! - возмущается Ичиго. - Рыцарь либо добрый, либо злой!
- Ну, почему же? Вот рыцарь, к примеру, убил дракона, он добрый?
- Конечно!
- А если дракон добрый? - широко и тепло улыбается Айзен.
От зализанной причёски не осталось и следа. Пряди волнистых волос падают на лицо, мешаясь.
- Почему это дракон добрый? Может он людей ест! - обижается за честь рыцаря Ичиго.
- Так он же голодный, - поясняет Айзен. - В душе он добрый, но вот беда - очень есть хочется.
- В душе не считается! - отрезает мальчишка, поджимая губы и устрашающе сводя брови. - Он злой!
- Ну, хорошо... - сдаётся Айзен. - Будь по-твоему. Жил был добрый и очень глупый рыцарь...
- Почему это рыцарь глупый?!! - возмущённо вскрикивает Ичиго и даже хватает Айзена за широкий рукав хаори от возмущения (обычного, не капитанского, разумеется).
- Добрых умных рыцарей не бывает, - парирует Айзен.
- Почему это не бывает?
- Долго не живут, - шутит Соуске, с трудом сдерживая фразу "кончают жизнь самоубийством, если умные".
- Соуске-сан!!! - восклицает Ичиго, возмущённо надувая щёки.
- Что? Не бывает, - повторяет Соуске. - Знал вот я одного... пошёл по дороге с указателем "Дорога к рыцарству".
- И что?
- Стал рыцарем, как полагается. Это же сказка! Если написано, значит, сбудется. Кто-то ведь не зря написал, - говорит Айзен с ехидцей в голосе. - Стал верным вассалом...
- Кем-кем?
- А ты разве не знал, что рыцари не ходят сами по себе? У них есть хозяева. Они что-то вроде чужих слуг.
- Есть ронины! - вспоминает Ичиго японский"аналог".
- Есть - отвечает Айзен. - Но мой знакомый пошёл по дороге "Дорога к рыцарству", а не читал книги "Как стать ронином". Ронин - это ведь очень не популярно и не достойно. Не так достойно как рыцарь, поверь мне!
- И что он сделал этот рыцарь? - хмурится мальчик.
- О! Он совершил много подвигов, обойдя те ловушки, что ему подготовил злодей. Потерял лучших друзей...
Загордившийся было Ичиго, широко раскрыл глаза.
- Они умерли?
- Нет, что ты... Просто пошли по другим дорогам. Не всем же в рыцари идти.
- Но это не повод рвать дружбу!
- Да что это за дружба? Только одно название. Знаешь... дороги вели в разные страны, и однажды они просто разучились понимать друг друга, - закончил Айзен уже доверительным шёпотом.
- Чушь какая! Не может быть, чтобы все!
Соуске улыбается. Нет друзей - некого защищать. Нет смысла жизни. Смешно право.
- Все. Нет, конечно, была одна "принцесса"... Её даже так и звали. Она очень любила рыцаря! Но знаешь, рыцарь был так увлечён своими подвигами, что, кажется, даже не знал, как её вообще зовут. Она была удивительно красива и также глупа, кстати.
- Не может быть?!! - поражается мальчик, как не повезло рыцарю.
- Друзья, что его забудут... то есть забыли, и того хуже! Дружбой с одним, к примеру, называлось соместное избивание... наглых крестьян, смевших дерзить славным рыцарям!
- А чего они лезут! - заявляет Ичиго. - И при чём здесь вообще крестьяне? Какие ещё крестьяне?
- Ну, знаешь, крестьяне иногда устраивают бунты и не прочь повалять пару дураков...
- Не надо про крестьян!
- Как знаешь.
- Ещё друзья у этого рыцаря были?
- Конечно. Был среди них даже принц один. Заносчивый очень. Считал себя выше рыцаря из-за богатой родословной.
- Ну, и дурак!
- Был и ещё один. Тоже рыцарь, кстати. И тоже глупый. Пожалеть хочется даже.

- Хватит! - сказал Ичиго. - Я тоже знаю этого рыцаря. И отпусти меня, я сам пойду!

Мальчишка вырывается, и иллюзия Кёка Суйгецу со звоном трескается.

Ичиго стоит перед Айзеном и смотрит ему в глаза. У Айзена хогиоку.

- Твои силы действительно возрасли, но не впечатлило! - хвастливо бросает он. Хочет, чтобы выглядело хвастливо, а на деле убеждает себя. Морально встаёт на ноги после потрясения.

- Очень жаль! - говорит Айзен. - Я тебе ещё про одного жадного продавца не рассказал.

[Гость]

T30-70 Гин, Ичиго. Столкнуться в супермаркете. Разговор по душам.

930 слов внезапно какая-то психоделика - да простят меня читатели и заказчик


Ни в чем больше не было смысла. Или его не было изначально?

Всё происходившее иногда напоминало Ичиго поход в супермаркет, только ряды полок этого супермаркета были бесконечными - полок с тысячами банок, коробок и пакетов, в основном совершенно ему ненужных . А проходы вдоль них, кажется, искривлялись в пространстве где-то там впереди, так и не приводя ни к кассам… ни к выходу. А он все бродил с тележкой, давно потеряв направление, порой недоуменно осматривая набранный товар, пожимая плечами – и вываливая все прямо на пол… Но вскоре тележка почему-то снова оказывалась наполненной.

Иногда рядом оказывались другие люди, и их лица порой казались ему знакомыми. Но он не мог вспомнить ни их имен, ни мест, где мог бы видеть их раньше. Вот девушка с рыжими волосами, грустно вскинувшая на него большие серые глаза. Вот худощавый парень в очках и белой куртке. Вот целая толпа парней – тоже в белых куртках, но очень странного покроя. Они казались недоброжелательными и смотрели на него с явной неприязнью – но быстро куда-то пропали. А это что за парочка: миниатюрная брюнетка с дурацкой чёлкой и рослый детина в татуировках, чьи красные волосы собраны в несуразный взъерошенный хвост?.. Они смотрели на него из-за стеллажа с мягкими игрушками, парень – как-то растерянно, девушка – озадаченно и недовольно, они словно хотели заговорить – но почему-то не получалось. И ощущение было, словно стоят они не в двух шагах, а на другом берегу реки туманным осенним утром. Вот этим странным туманом затянуло всё вокруг – а потом их там уже не было… или просто это был уже другой стеллаж?.. Ну да, это уже сладости. Орехи в сахаре, мармелад, пастила… Сушеная хурма. И – странный человек с пустой тележкой, стоящий так небрежно, улыбающийся так насмешливо – и в то же время отстраненно… Его лицо вроде бы было обращено к Ичиго – но глаза были прикрыты, словно он был погружен в себя и напрочь не замечал ничего вокруг. Хотя, наверное, так оно и было. На его лице не было ни растерянности, ни раздражения. Он будто ждал чего-то с таким видом, как ждут начала представления на городском празднике перед летними сценами в парках.

- Простите… Я вас знаю? – почему-то вдруг обратился к нему Ичиго – и сам удивился.
Улыбка на очень бледном лице стала еще шире, голос зазвучал негромко и протяжно – и как будто и правда знакомо.
- Ты и себя-то, кажется, не знаешь, Куросаки… Но – да, мы с тобой несколько раз встречались.
- Ээээ… - Ичиго был совсем сбит с толку. – А… А где здесь выход?
- Выход? Ты думаешь, снаружи что-то будет по-другому?
- Это… сон?
- Нет, это жизнь. Хотя на самом деле нет никакой разницы.
Ичиго послышался вдруг звон колокольчиков – как в буддийском храме. Странный человек стремительно шагнул вперед, взметнулись легкие бесцветные волосы и упали на глаза.
- Эээ?.. – Ичиго отступил, зацепил рукой что-то на соседней полке – пакетики с конфетами, шелестя, посыпались на пол.
- Ай-яй-яй… Какой же ты неаккуратный… Где ни пройдешь – остаётся сплошная разруха… Думаешь, что можешь защитить весь мир, а сам не в состоянии даже набрать в корзинку того, что тебе нужно!
- Мне… ничего не нужно! – резко ответил Ичиго: он начинал злиться.
- Тоже верно. И мне – ничего. Такие люди как мы – неудобные… ими сложно управлять. Разве что играя на их привязанностях. Мать, отец… сестры, братья… друзья… Правда, иногда эти люди принимают желание уберечь тех, кого любят, от опасностей - за истинную цель… Не повторяй моих ошибок, Куросаки…

Насмешливый незнакомец, наконец, вскинул глаза. Словно ножом полоснул. И тут же снова опустил веки.
В проходе вдруг неизвестно откуда появился молодой человек, одетый в черное. Длинная светлая челка закрывала половину его лица. Он подошел неслышно – у него не было тележки. Только бутылочка с саке в руках.
- О, Идзуру… Опять намереваешься пить? Зачем, тебе это все равно не помогает…
- Я искал вас, капитан…
- Ты всегда будешь искать меня. Тебе это просто нравится. Ну что ж, пойдем.

Ичиго смотрел им вслед: незнакомец шел чуть впереди, легко и уверенно, молодой человек – на полшага сзади. У Куросаки было странное чувство: будто он должен был услышать сейчас что-то важное… но почему-то не услышал. То ли этот блондин не вовремя появился и помешал, то ли знавший его имя незнакомец намеренно недоговорил чего-то…
И вдруг тот остановился – и тут же остановился этот, которого назвали Идзуру… Они оба обернулись, и Ичиго аж поежился, настолько чем-то нечеловеческим вдруг повеяло от них.

- Иногда людьми управляет просто скука, Куросаки. И это – единственное, чем можно оправдать любой поступок. Поверь! А все великие цели… все великие цели приводят к разочарованию. Потому что ничего не может длиться вечно. Аканнааааа… И платить каждый раз приходится… за то, что ты взял совершенно случайно и что тебе совершенно ненужно. Как в супермаркете, нээ?.. Кассы, кстати, там… а за ними, наверное, должен быть выход. Ха-ха-ха. А, да: самое нелепое знаешь что? К кому бы ты ни стремился – вы расстанетесь… А от кого бы ты ни убегал – вы опять встретитесь. Это замкнутый круг. Эхх… Идем, Идзуру.
И они пошли дальше – а Ичиго показалось, что он видит вокруг них слабое сияние.
- Что за херня??? – пробормотал парень. Снова заглянул в тележку – она опять была полна какой-то ерунды. Наморщив лоб, Куросаки попытался сосредоточиться. В кармане завибрировал мобильник.
- Ну где тебя черти носят?.. Вот отправь пацана сока и яблок купить…
«Боги смерти очень любят яблоки…» - усмехнулся про себя Ичиго, вспомнив, что надо также прихватить очередной том популярной манги. Однако когда он вспомнил про богов смерти, что-то смутило его… что-то такое… мимолетное, как смутное воспоминание… Нет, ничего. Дежавю какое-то. Ну какое он, Куросаки, к этим богам смерти имеет отношение?

Ичиго развернул тележку и покатил в противоположную от той, куда удалилась несколько минут назад загадочная пара, сторону. Ведь в таких супермаркетах наверняка должен быть не один выход!..

[Гость]

T30-22 Ичиго\Орихимэ. Пост-канон, встретить изменившуюся (не в лучшую сторону) Иноуэ. Хриплый смех. "Пока я любила тебя..."

638

- Куросаки... кун?
Ичиго вскинул взгляд, опущенный в планшетник, и огляделся по сторонам.
В этом кафе в сердце жужжащего как гигантский улей универмага Сейбу, что в Икэбукуро, никто не мог позвать его по имени. Разве что Юзу, которую любящий брат и привел в это средоточие сияющих витрин. Но раньше чем часа через два она точно не вернется. Когда еще у сестры, на пару дней заехавшую в Токио, будет время спокойно пробежаться по магазинам без общества детей, неугомонных племянников Куросаки Ичиго.
- Куросаки-ку-ун. А ты почти не изменился!
У столика, на котором дымилась чашка чая и лежала пачка сигарет, стояла молодая женщина. Рыжеволосая, сероглазая, броско, на грани приличия, накрашенная, она возвышалась перед ним на высоченных каблуках и нервно сжимала в руках пеструю сумочку.
- Иноуэ?
Ичиго поднялся, не веря своим глазам. Но перед ним действительно стояла Иноуэ Орихимэ.
- Куросаки-кун... Или тебя сейчас уже Куросаки-сан величать надо? - вдруг рассмеялась девушка и без приглашения уселась за столик. Смех у нее был хриплый и совсем чужой.
Потрясенный Ичиго сел на место.
- Как дела? Как жизнь? - весело, слишком уж весело затрещала она. - А я, как видишь, тоже перебралась в Токио. В Каракуре глушь такая, что работы толком и не найдешь. Как ты?
- Я, - Ичиго поперхнулся и поспешил глотнуть чаю, - я работаю.
- В клинике, да? Я всегда знала, что ты пойдешь по стопам отца!..
Иноуэ болтала, смеясь и теребя в руках ремешок сумки, а Куросаки смотрел на подругу школьных дней - да что там, школьных, - дней, куда более значимых и важных, и ему было так тоскливо, так муторно на душе, что хотелось выругаться.
Кто эта молодая, но странно потускневшая женщина? С бегающим взглядом, поблекшим лицом, появившейся привычкой прикусывать губу и нервным смехом. Неужели Иноуэ? Светлая добрая девочка, которую он когда-то спас от духа ее же брата? Девочка, которая ужасно готовила и заразительно смеялась. Та самая девочка, которая не могла никого обидеть, потому что прощала и врагов, и друзей. Та красивая девушка с парой голубых детских заколок в роскошных рыжих волосах, с которой он вальсировал на выпускном балу?
Где она? Куда же она подевалась?
- ...салон красоты. В хорошем районе, между прочим. Порой прихожу на телевидение - сижу в зрительном зале на телевикторинах. Один раз даже участвовала в кулинарном шоу, готовила тяхан с грушей!
Она снова рассмеялась. Ичиго не выдержал:
- Иноуэ...
Девушка вдруг посерьезнела. С нее слетела напускная веселость и Ичиго заметил, что у все еще красивых глаз уже заметны тонкие морщинки.
- Что, я сильно изменилась за десять лет?
Ичиго нервно сглотнул.
- Знаю, - покачала она головой и в ее взгляде вдруг промелькнула тень прошлого света, - знаю, что изменилась. Пока я любила тебя...
Она на миг потупилась и Куросаки вдруг заметил, что на клапане сумочки поблескивает пара старых заколок с облупившимися голубыми цветами.
- Пока я любила тебя, я была собой. - впервые за все время девушка прямо посмотрела в глаза собеседнику. - Но нельзя требовать от других, чтобы они постоянно были твоим ориентиром. Это эгоистично. Я это поняла и отпустила тебя. Искренне отпустила.
У Ичиго сжалось сердце - судорожно и болезненно сократилось. Как сокращались под скальпелем сердца тех, кого он оперировал.
- Прости, Иноуэ.
- Да брось ты, - девушка небрежно махнула в его сторону рукой с броским маникюром. - Мне нечего тебе прощать. Сама влюбилась, сама разлюбила.
У Ичиго сдавило горло. Он был не виноват. Ведь человек не виноват в том, что его любят. Правда же?
Куросаки поднялся, подхватил со стула портфель и согнулся в глубоком поклоне:
- Прости, Орихимэ.
После чего развернулся и быстро пошел к лифту. В конце концов, он позвонит Юзу и предупредит, что будет ждать ее в другом месте.

Высокий хмурый хорошо одетый мужчина уверенно прокладывал себе путь сквозь толпу снующих покупателей. Ему во след смотрела рыжеволосая девушка. Смотрела, закусив губу, а в ее серых глазах стояли слезы.
- Куросаки-кун... Ты впервые назвал меня по имени.

[Гость]

T29-66 Момо, петь самой себе колыбельную. А+

1333 автор просит прощения


Ее жалели. А она ходила с поднятой головой, не плакала – все слезы выплаканы уже, перед его телом на стене башни… в те дни.
Свободно поддерживала разговор на любые темы, кроме одной. Которую при ней старались не затрагивать. Могла пошутить, улыбнуться, засмеяться. Даже пела иногда.
Пелись, правда, только запомнившиеся из детства колыбельные, других песен она за свою жизнь как-то не выучила. Разве что пробовала складывать сама.
Зато пелись не только на ночь – в любое время суток, когда настроение придет.

Баю-баюшки-баю,
Ушел отец за рыбою,
Мать ушла пеленки мыть,
Дедушка - дрова рубить.
Брат ушел царю служить,
Он ушел молодой,
А вернется с бородой.

Нельзя в голос - так хоть про себя.
Ее считали юродивой, тронувшейся от иллюзий. «Очевидно, что психическое состояние Момо нестабильно, и можно предположить, что позднее она попытается найти способ воссоединиться с Айзеном. Такое ее состояние неудивительно. Та душевная боль, что она перенесла по вине Айзена, не могла пройти бесследно. Остается лишь надеяться, что Хинамори когда-нибудь достаточно придет в себя, чтобы принять всю правду о любимом ею человеке». Вот как они полагали.
Люди глупы, она не обижалась на них. В положении жертвы есть свои плюсы – служащие ее отряда теперь очень старались не доставлять хлопот, парни наконец перестали наперебой предлагать свои ухаживания.

Широ-чан и другие не могли понять, как она простила. А она не прощала.
За что было прощать, за самое счастливое в жизни время? За то, что, уходя, укрыл своей одеждой - зная, что успокоенная его запахом, она лучше отдохнет перед завтрашним кошмарным днем? И выбрал место так, что если бы она не проспала, пошла на утренний лейтенантский сбор обычной, а не короткой дорогой, то не увидела бы это…
Прощать - за момент рая, когда любимый обнимал ее, воскреснув из небытия? А она, дурочка, разревелась. Он солгал ей, и лгал сейчас опять, но это было неважно, потому что он был жив. Уткнувшись лицом ему в грудь, можно было не видеть кровавых трупов и гнусно улыбающегося Ичимару, вдыхая родной запах – не чувствовать вонь разложения вокруг… все неважно, он жив.
Прощать за то, что меч не дал почувствовать боли? Только странный холодок у сердца и удивление - что это?
Говорят, он хотел ее убить. Сорок шесть тел, сорок шесть идеальных смертельных ударов, а в ее груди почему-то лезвие отклонилось.
Грудь, как у Рангику-сан, и впрямь могла бы помешать. Но тот же Тоширо подшучивает над ее фигурой, плоской как доска.
Глупо было убеждать его, что Айзен-тайчо не виноват. Его это только больше разъярило. Но и промолчать было нельзя.
Тоширо, пытаясь «открыть идиотке глаза», рассказывал, как Айзен омерзительно хвастался тем, что задурил ей голову и «сделал неспособной без него жить». Она улыбалась: да разве могло быть по-другому, чего бы он только не сказал, лишь бы выгородить своего Ичимару… не проснулась, когда белые фундоши его бывшего лейтенанта неслышно ступали мимо. Оглушенная горем, не сообразила, кто единственный мог так подделать почерк… Я идиотка, ты прав, Широ-чан, ты умница, но какой же ты все еще маленький глупый ребенок, капитан Хицугая.
Хотя нет, возраст ни при чем. Не всем дано понять и за целую жизнь.
Еще не так давно они с Айзеном-тайчо, сидя на крыше, смотрели вместе в ночное небо. Видя пролетающую звезду, она каждый раз загадывала свое единственное желание, жмурясь от счастья… А он думал о вечной ночи своего Уэко.
Теперь она выбиралась на крышу одна, смотрела в темноту, думая о нем. И становилось не так одиноко.

Ночь пришла,
Темноту привела,
Задремал петушок,
Запел сверчок.

Айзен-тайчо знает, что она сильная. Она будет жить. Потому что Айзен-тайчо хотел этого.
И она постарается разлюбить его, потому что он так хотел. Хотел ей показать, что недостоин, пусть это и снова неправда.
Она ведь любила не его. Любила того, кого сама себе придумала.
На больничной койке, под капельницей, достаточно времени все передумать заново. Прокручивая в мыслях каждый день по тысяче раз, снова и снова убеждаясь – она любит его. Именно и только его. Теперь - действительно.
Она не теряла его, потому что он никогда ей не принадлежал.
Сама прекрасно знала, что не особенно умна - но зато у нее есть то самое пресловутое внутреннее чутье. Бабье. И в глубине души понимала, догадывалась, из-за чего он возвращается с капитанских собраний какой-то странный, из-за чего уходит ночью, а потом днем засыпает за столом над бумагами.
Думала, что виной тому жутковато-загадочная Унохана, как-то пригласившая его на чаепитие на террасе при луне. С такой дамой – ей ли, девочке-персику, тягаться? Смирилась, что не станет ближе, чем просто помощницей.
Они и так были почти семьей. Он позволял быть рядом, позволял о себе заботиться. Не отказывался надевать вязанные ею шарфики, благодарил за любовно приготовленные, заботливо принесенные обеды и ужины, когда, случалось, забывал поесть за работой. Гладил по волосам, помогал с делами, хвалил, обнимал иногда… Не отвечал на ее чувства, но и не запрещал любить. Быть счастливой просто от того, что он есть на свете.
Она никак не могла подумать, что он любит не женщину. А эту бесстыжую пресмыкающуюся тварь, вертевшую хвостом чуть ли не перед каждым мужиком в Тринадцати отрядах, в которой непонятно что нашли Рангику-сан и Кира... Загадочная Унохана капитана Айзена не интересовала. Он всего лишь дал немного изучить заранее свое тело той, кому предстояло его «эксгумировать». Достоверности ради.
Впрочем, и с той был галантен достаточно, чтобы позвать проститься. Или просто ее чутье было острее, чем у Момо?
Но его доброе отношение не могло быть обманом, она это чувствовала. Как чуяла зло от Ичимару - тот играл с Айзеном-тайчо, еще лейтенантом держал себя с ним нагло и неуважительно, довел теперь до такого позора и дальше – абсолютно точно - собирался причинить ему вред.
Ичимару не нравилось, что Айзен-тайчо ласков еще с кем-то, кроме него. Ичимару его заставил поднять на нее меч.
Ей ли, узнавшей, чем любовь может быть, поднявшей меч на Киру и Тоширо, осуждать своего капитана?

В ложную Каракуру она пришла не воевать с ним – увидеть его. Он стоял в небе, такой далекий, чужой… прекрасный, как божество. По правую руку от него издевательски кривил, как обычно, свой рот Ичимару, по левую был мрачный Тоусен. Перед тем, как их скрыло пламя Рюджинджакка, Айзен-тайчо взглянул в ее сторону.
Он ее помнил.
И все, чего она хотела – умереть, если он проиграет. Вместо него.
Она выжила снова. Когда сломанное ребро проткнуло легкое, она долго не теряла сознание. Но все-таки потеряла. Потом составила картину с чужих слов: у Айзена-тайчо был очень тяжелый день, его много обзывали и били, а ведь он к такому непривычен, поэтому в конце дня стал сам на себя не похож, и его отправили отдыхать. В Авици.
Ой, а вдруг действительно с ней что-то не то? если она начинает думать об Айзене-тайчо в ироническом ключе… Ах да, еще он использовал иллюзию Момо, чтобы ранить Тоширо. Но не убил. Слава богу, он его не убил.
Он не убил никого, кроме Ичимару.
И говорили, на суде от одного его взгляда и голоса едва не помер кто-то из судей
.
В свободное время она ходит теперь в библиотеку. Там с ней бывает Исе. Кто другой способен лучше понять ее чувства, Нанао тоже так и не стала своему капитану ближе, чем просто помощницей, больше, чем просто заменой прежнего лейтенанта. Кто другой может быть удобнее для слежки, контроля, какие книги берет сумасшедшая – любовные романы или же специальную литературу типа: «Десять способов вытащить заключенного из Авици».

Баю-баю, баю-бай,
И у ночи будет край.

По вечерам она снова сидит на крыше, на самом краю. Только не глядя на звезды, а закрыв глаза, видя одну черноту.
Видя то, что видит он.
Единоуправляемый высшим бессмертным существом, единый новый мир новых существ. Не шинигами и не пустых. Без вечной войны между ними.
Насколько же наивным – или изверившимся – надо быть, чтобы попытаться осуществить подобное.
«Предательство и попытка ее убить со стороны Айзена безвозвратно повредили ее душу. Она, вероятно, уже никогда не будет той милой, невинной девочкой, которой была раньше» - продолжают гнуть свое досужие сплетники. Им скучно признавать, что она просто стала взрослее.
Кого стоило бы пожалеть, так это Мацумото-сан, принесшую в этой войне самую тяжелую жертву.
А он жив. Он проживет еще долго, пусть и вряд ли этому рад. Момо хорошо знает, что такое жизнь, когда все осталось в прошлом.
Но, может быть, в его вечности найдется время подумать немножко и о ней.

[Гость]

T30-55 Айзен/Ичиго. Играть в шахматы, Ичиго неожиданно ставит мат. "Браво".

524 слова

Он не имел права проигрывать эту партию, не из-за чёртовой гордости, не из-за глупого юношеского максимализма, а потому, что каждая из фигур теперь приобрела для него невероятную ценность.
Любая жизнь никогда не встанет в равное положение на противоположную планку весов с золотом.
Ибо жизнь – тот величайший дар, который начинаешь ценить только после конца.


Ичиго отслеживает взглядом непривычно серьёзную и решительную Иноуэ рядом с позицией белой королевы, переводит глаза на собранного чёрного коня-Исиду.

– Она со мной, – улыбается Айзен одними уголками губ, склоняя голову. – Ты же не против?

Айзен не ставит его ответ под сомнение, но Ичиго не возражает.
…Лишь бы осталась цела, лишь бы выжила.

– Быть может, начнём?

Короткий, отрывистый кивок.
Чтобы сейчас не передумать.
Чтобы позже не сожалеть.


Айзен великолепно создаёт иллюзии, рисует одним-двумя взмахами Кьока Суйгецу.
Молочно-белое, прозрачное, как туманная дымка над водой, пространство полностью обрело форму шахматной доски.

Шинигами и Арранкары занимают предписанные им позиции; Орихиме робко ступает на поле, становясь плечом к плечу рядом с Айзеном.
Ичиго поднимается свою клетку Чёрного Короля, рядом встаёт бледная, нервно сжимающая пальцы на рукаве его косоде Рукия.

***

Белые всегда ходят первыми.
Под руководством Айзена один из Эспада сносит голову шинигами-пешке.

Ичиго лишь крепко стискивает зубы и, долго не раздумывая, взмахом руки отсылает Хисаги вперёд, к двузначному шрамованному Арранкару.

Айзен отправляет Улькиорру к Исиде.
Остановилось коротко блеснувшее лезвие катаны у кадыка.

Атаку по приказу Куросаки парирует Ренджи.

– Ичиго, что ты делаешь? – с нарастающим отчаянием шепчет ему Рукия. – Ты же подставляешь её под удар!

У шеи Орихиме уже замер клинок Ренджи.

– Ичиго!!

Он коротко сжимает её плечо, сочувственно улыбается.

– Прости меня, Рукия.

И Ренджи, сражённый Улькиоррой, падает замертво.

Иногда стоит чем-то жертвовать.
Чем-то, что имеет меньшую ценность.

***

Айзен превосходный и умелый стратег.
Он умело, раз за разом, в самый последний момент выводит королеву-Иноуэ из-под атаки, прикрывает ценную Эспада нумеросами, при малейшей опасности окружает себя непроницаемой защитой.


Рокировка.
Ичиго оказывается рядом с Чадом.

Исида сносит Улькиорре голову, останавливается около Орихиме и невольно опускает руку, не решаясь заглянуть ей в лицо.
Следующий ход решает её судьбу.

– Шах.

В глазах Айзена искрится едва сдерживаемый смех – глупец идёт прямо в расставленные сети.
Теперь королеву защищает Старк.
Орихиме прячет заколки в ладонях, но Айзен мягко берет ее за локоть, по-отечески качая головой в ответ на её умоляющий взгляд.

– Шах.

Но Ичиго, не думая о защите, всё атакует.

Чёрные несут большие потери.
Куросаки нервничает, ерошит затылок, стараясь не смотреть на Айзена.

– Шах. – Вновь объявляет Владыка, когда Ичиго пытается совершить не свойственный ему обход через Халибель.
– …И мат, – заканчивает Куросаки, усмехается, жертвуя самую ценную фигуру на его поле – черную королеву.

Вопреки возникнувшим ранее предрассудкам Айзен аплодирует. Хлопки гулко множатся эхом.

– Браво, Куросаки Ичиго. Браво.

Ичиго подаёт ладонь Иноуэ, та крепко прижимается к нему, прячет мокрое лицо в складках его одежды.
Иллюзия постепенно рассеивается, седыми клочьями тумана разносится пространство, оживляя падших в игре.

– Твое умение жертвовать парадоксально. – Подобно пеплу, Айзен словно растворяется в проявляющемся неестественно ярко-голубом небе Хуэко Мундо. – Но однажды мы встретимся в настоящей битве. Как же ты поступишь?
– Я жертвовал своими товарищами только потому, что верил, будто это сражение реально, – Ичиго помогает Рукии подняться, переводит на Владыку взгляд и щурит глаза, приставляя ладонь ко лбу козырьком. – Но впредь я буду осторожен.

[Гость]

Т32-01 Ичиго|все. Япония заразилась интернет-мемами. «А помните, как мы друзей спасали?» - «Стерва, я до сих пор спасаю!» Н!

771 слово. Автору стыдно. Очень.

Очередная встреча дома у Куросаки обещала быть такой же, как и всегда. Друзья сидели прямо на полу, пили газировку и оживлённо болтали, вспоминая старые приключения.
- А помните, как мы друзей спасали? – Инуэ солнечно улыбнулась и протянула Ичиго ещё одну булочку. Но привычный порядок вещей был нарушен самым бесцеремонным образом: вместо того, чтобы улыбнуться в ответ и добавить что-то от себя в этот вечер ностальгии, он отшатнулся и нахмурил брови.
- Стерва, я до сих пор спасаю! – на мгновение всем показалось, что наступила ночь: настолько тёмной была аура, исходящая от парня. Повисла гнетущая тишина.
- Куросаки-кун, - едва слышно выдохнула Орихиме; её протянутая рука дрожала, а глаза наполнились слезами. Впрочем, не менее удивлённым выглядел и сам Ичиго, так же неожиданно вернувшийся в обычное состояние и с ужасом смотрящий на столь несправедливо обиженную им девушку. Тут бы им помириться и забыть, но внезапно Исида, сидящий рядом, вытянул вперёд руки и скорчил ужасную рожу.
- Куросаки! Ну почему ты всё время такой тупой придурок?!
От удивления на лице Инуэ высохли слёзы, а Ичиго пошёл красными пятнами, которые свидетельствовали о мучительной внутренней борьбе: врезать ли нарывающемуся квинси или признать, что творится что-то странное. Перемены рыжий парень не любил, а потому смело выбрал первый вариант.
Чад тяжело вздохнул и, опустив голову, закрыл глаза смуглой ладонью.

Через час великолепная четвёрка стояла в магазинчике Урахары и лицезрела его хитрую морду, казавшуюся ещё хитрее из-за невероятно широкой ухмылки и прищуренных глаз.
- Проблемы, Ичиго-кун? - поинтересовался он голосом, не оставлявшим никаких сомнений: с ним тоже творилось что-то неладное. Временный шинигами решительно развернулся и двинулся к выходу, когда дорогу ему преградил большой чёрный кот.
- Погладь кота, - заявила Йороуичи-сан, угрожающе водя хвостом из стороны в сторону. – Погладь кота, сука!
Сидящий за столом Джинта с неудовольствием оторвался от тарелки с хлопьями.
- У него никогда не будет девушки, - мрачно резюмировал он, глядя на улепётывающего со всех ног Куросаки.
- O rly? – повернула голову Орихиме и, продемонстрировав широко распахнутые глаза, поспешила за друзьями.

Поход в Готей показал, что странная зараза не обошла стороной и шинигами.
- Ты как всегда вовремя, - Рукия даже не удосужилась поприветствовать гостей, сразу же схватив рыжего риоку за рукав и потащив за собой. – У нас тут дурдом какой-то.
Раздававшийся где-то вдалеке грохот, как и зычный рёв Кенпачи «Ты кого волчарой назвал?! Всех убью, один останусь!» они решили игнорировать.
- Нии-сама где-то раздобыл монокль и цилиндр, сидит на крыльце, пьёт вино и любуется цветущей сакурой. А Ренджи весь день придирается к словам… Короче, это не объяснить, сейчас сам увидишь.
Ичиго почувствовал, что сходит с ума.
- Может, не надо? – слабо пробормотал он, провожая взглядом Киру, бредущего мимо с таким лицом, будто лейтенант третьего отряда пошёл топиться, не вынеся вечного одиночества. Рукия резко остановилась.
- Что значит «не надо»?! – грозно вопросила она, выставив вперёд согнутую в локте руку. – Будь мужиком!
И, не дожидаясь ответа, пинком отправила его внутрь. Пропахав несколько метров носом, Ичиго поднял голову и увидел прямо перед собой Ренджи, чьи красные волосы торчали совершенно вертикально, придавая ему сходство с какой-то птицей.
- Привет, - пробормотал риока. – Я тут залетел на минутку…
- И забеременел на год, - не заставил себя ждать Абарай. На какой-то момент остолбеневшему от такого приветствия парню показалось, что от его старого друга во все стороны расходятся какие-то лучи. Но наваждение тут же пропало, как и странная аура вокруг Ренджи.
- Извини, бро - смущённо пробормотал он, помогая Куросаки встать. – Я сегодня как-то странно себя веду…
- Да ладно? – внезапно издевательски протянул Ичиго, нагибаясь вперёд и по-дурацки выкатывая глаза.

- Я твой Лас Ночес купол шатал! – сообщал Хирако, вольготно рассевшись на коленях бывшего лейтенанта. Тот не только не возражал против такого наглого вмешательства в личное пространство, но и улыбался совершенно идиотской улыбкой, портящей его аристократический профиль.
- Тебе бы стоило быть хотя бы немного таким же романтичным, как и он, - увещевала Шуухея наблюдающая за этой необыкновенной картиной Мацумото, с лёгкой руки Шунсуя получившая эпитет «типичная». (С его же лёгкой руки весь Готей был дезинформирован тем, что «Укитаке умер»; впрочем, миф вскоре был разрушен, а его виновник получил по голове от своего филологического лейтенанта). – Сказать «мне нравится» на испанском! Впрочем, для того, чтобы выучить новый язык, нужно время, которое и получить-то можно, только Готей предав… А из тебя злодей как nyan cat из Сой Фон… Впрочем, можешь попробовать назвать тайчо «школотой», немного репутации плохого парня тебе не повредит.
- Okay… - уныло соглашался Хисаги, глядя на исходящего «fffuuuuu» Тоширо: тот битый час пытался отбиться от Маюри (больше похожего на какого-то динозавра, чем на человека), задающегося вопросом «Как шинигами, будучи мёртвыми, могут умереть?» и проверяющим это на практике.

А где-то далеко-далеко Кубо оторвался от компьютера, поднял бокал и улыбнулся:
- True story.

[Гость]

Т32-65 Урахара/Ичиго. Случайная встреча в супермаркете. "А для чего тебе вазелин?"

600 слов

Ичиго уже давно не видел Урахару: хитрый торговец и раньше вызывал не слишком много доверия, а уж теперь более-менее повзрослевший временный шинигами твёрдо решил не связываться с этой неоднозначной фигурой. Неизвестно, во что ещё может втянуть этот неугомонный учёный, да и его тщательно завуалированные насмешки становились всё понятнее и понятнее. Поэтому он совершенно не обрадовался, когда в буквальном смысле столкнулся с Киске нос к носу в забитом людьми супермаркете.
- Какая приятная неожиданность, - протянул старый знакомый, разводя руки так, будто хотел обнять рыжего парня. У того моментально появились подозрения относительно случайности этой встречи: уж с Урахары станется подловить кого-нибудь, чтобы свалить на несчастного свои очередные проблемы или просто выместить плохое настроение. - Делаешь покупки для всей семьи? Не знал, что ты такой хозяйственный, Куросаки-кун.
Ичиго молча пожал плечами. Ходить за покупками не входило в его обязанности, но сегодня его в буквальном смысле выставили из дома, всунув в руки список. Где искать эту уйму абсолютно ненужных в хозяйстве вещей в поистине гигантском магазине, он не имел ни малейшего понятия, но признаваться в этом не собирался. А пока он думал, как бы ответить бывшему капитану так, чтобы у того пропала всякая охота продолжать разговор, Киске ловко выхватил у него бумажку и с нескрываемым интересом уставился в неё.
- Клубника и сливки? - прочёл он, хитро поблёскивая глазами.
- Юзу хочет испечь торт, - быстро ответил Ичиго и тут же мысленно дал себе по голове: вот ещё не хватало, оправдываться перед этим извращенцем. - Верни на место, я не хочу тут проторчать целый день.
- Да нет, мне просто интересно, зачем тебе свечи в количестве десяти штук и... хм, розовые лепестки?
Уж что рыжий точно не собирался обсуждать, так это как именно Карин предпочитает принимать ванну.
- Верни список, - в голосе явно читалась угроза.
- Конечно-конечно, - Урахара пожал плечами и протянул бумажку обратно. - Но позволишь последний вопрос?
- Валяй, - устало согласился Ичиго, понимающий, что от его ответа не слишком многое зависит.
- А для чего тебе вазелин, Куросаки-кун?
Парень вспыхнул и уставился на торговца, скрывающего победную улыбку за неизменным веером. И впрямь есть, чем гордиться: всё-таки довёл временного шинигами до стыдливого румянца и судорожно сжатых кулаков. Но Ичиго не собирался сдаваться. Всё, прошло то время, когда Киске ещё мог смущать и подкалывать - Куросаки больше не хмурый мальчишка, плохо разбирающийся человеческих отношениях, он больше не позволит играть с собой!
- У отца дворники на машине скрипят, надо смазать. И хватит так смотреть. Тебе всё равно не удастся меня смутить.
- К чему такой злобный взгляд, Куросаки-кун? - примирительным тоном, но в глазах явно читалось: вызов принят, и мужчина взялся всерьёз. - Я ведь всего лишь хотел предложить свою помощь.
Плавно подходит ближе; Ичиго мужественно продолжает стоять на месте, не отшатываясь, как раньше - хорошо, что уже не надо запрокидывать голову, чтобы смотреть в глаза собеседнику - нечего давать ему лишнее преимущество. Они стоят почти вплотную, люди скользят по ним заинтересованными взглядами. Урахара сдвигает панамку на затылок, демонстрируя предельно честные глаза.
- Зачем, действительно, торчать тут целый день, когда всё это можно купить и у меня? Я тебе и скидку как постоянному клиенту сделать могу...
Парень хмурит брови, не в силах пропустить мимо ушей про "постоянного клиента", но тут же берёт себя в руки и наигранно-оценивающим взглядом обводит супермаркет, душный, шумный, битком набитый людьми.
- И вазелин тоже? - спрашивает он после короткого раздумья.
- И вазелин, - усмехается Киске, шутливым жестом пропуская его вперёд.
Когда они выходят из магазина, Куросаки сминает список и засовывает его обратно в карман. Он докажет, что больше не мальчишка, даже если ради этого придётся терпеть чужую руку, так по-хозяйски устроившуюся на его плече.

[Гость]

Т33-57 Ичиго, Ренджи. «Зачем тебе такие длинные волосы?»

711 cлов

- Жарковато сегодня…
Абарай зевнул, растянувшись на кровати во весь рост. Ичиго бросил на него неодобрительный взгляд и вновь вернулся к изучению домашнего задания. Сосредоточиться никак не удавалось, и Куросаки уже в который раз проклял резко потеплевшую погоду – в середину весны, и дышать-то нечем?
- Эй, и долго ты тут собираешься прохлаждаться? – спросил он у шинигами.
- Надеюсь, это был риторический вопрос. И я не прохлаждаюсь. Я просто… просто…
Ренджи неопределённо взмахнул рукой и откинулся на чужую подушку, словно сил, что бы договорить, не осталось. Ичиго нахмурился. Занесло же сюда именно этого краснохвостого! Он здесь меньше 5 часов, тем не менее, уже успел надоесть законному хозяину комнаты, у которого, кстати, экзамены на носу. Куросаки успел в красках представить себе весь дальнейший месяц. Хоть Ренджи не ночует у них в доме, это ему, однако не мешало регулярно доставать временного шинигами. Большое разноцветное пятно постоянно маячило на заднем фоне, отвлекая Ичиго от важных дел. Ну… Типа важных.
- Слушай, тебе кто-нибудь говорил, что задерживаться в гостях не очень вежливо? Я бы даже сказал, не прилично? Подумай о моей личной жизни, - Куросаки развернулся к лейтенанту всем корпусом, демонстрируя своё серьёзное лицо и до тошноты проницательный взгляд.
- Ты, - Ренджи удивлённо изогнул бровь, приподнявшись на локте. – Ты чего?
- Я бы попросил для себя немного уединения. Одиночества!
- Ты меня выбесить хочешь?
- Нет, я лишь пытаюсь достучаться до тебя более приличным способом, - голос Ичиго засквозил раздражением. Напускное спокойствие таяло на глазах. – Ох, ну почему с тобой иначе никак?
- Да ладно тебе, одинокий ты наш! – Абарай рассмеялся.
- Как же ты меня достал.
- О! И чем же?
- Всем! Своим присутствием, своими волосами, тем, как ты дышишь!
- И как же я дышу?!
- Слишком громко!
- А ты не прислушивайся!
- А я стараюсь, только ты всё равно надоедливый!
- Харэ на меня орать!
- Сам заканчивай!
- …
- Ренджи?
- Всё, я закончил. Доволен? – Абараи снова улёгся на кровать.
- Тч.
- Как многословно.
Ичиго что-то недовольно буркнул, но ссору продолжать не стал. Если уж быть честным и откровенным до самой последней мысли, то ему вовсе и не мешает присутствие Ренджи. Скорее, Куросаки злился на самого себя за то, что отвлекается по пустякам, лишь бы не видеть осточертевшие учебники.
- Эй, Ичиго? Чем тебе мои волосы то не угодили? – ехидно поинтересовался у него Ренджи.
- Цветом.
- И именно ты мне об этом смеешь говорить?
Ручка замерла над тетрадью.
- Э... Я не то имел в виду, - Куросаки потупил взгляд.
- Может, ты завидуешь?
- Было б из-за чего. И вообще, зачем тебе такие длинные волосы? Неудобно же ведь.
- Смотря для кого, - задумчиво протянул Ренджи. – Лично я не представляю своего отражения иначе, чем с длинной причёской.
Ичиго удивлённо воззрился на гостя. Что-то в его голосе заставляло и. о. шинигами еле сдерживаться от смеха.
- Никак, заботишься о них, - осторожно начал Куросаки, - усердно моешь, а затем расчёсываешь?
- Ну, стараюсь.
- А масками пользуешься?
- Бывало… пару, тройку раз, - неуверенно пробормотал Ренджи, настороженно косясь на Ичиго.
- Ох-хо-хо, всё с тобой ясно, - усмешка растянулась по лицу Куросаки.
- В чем проблема?
- Признавайся, твои волосы очень дороги для тебя. То-то ты так охотно заговорил на эту тему! Как девчонка!
- По-моему, они – весьма важная часть внешнего вида, это и ежу понятно! А ты, я смотрю, не прочь лысым остаться?
- Речь идёт о длинне! Твои слишком длинные!
- Чем тебе это-то мешает?! – сорвавшись, заорал Ренджи, привлекая внимание остальных обитателей дома.
- Я не говорил такого!
- А что тогда?
- Не знаю, - уже остывая, сказал Ичиго. – Я просто вспомнил, каково это, иметь длинную причёску. Странное чувство отгороженности, что ли. Кстати, у меня она была длиннее, чем у тебя.
- Нашёл, чем гордиться. Всё равно моя по существу длиннее!
- И… Ичи-нии, Абарай-сан, - в дверном проёме застыла Юзу, - Я ужин готовлю. Есть особые пожелания?
- Решай сама, я всё люблю, - бодряще улыбнувшись сестре, Ичиго сел за стол и уткнулся в учебники.
Младшая дочка семейства Куросаки плотно закрыла за собой дверь и направилась на кухню. В её ушах так и звучала случайно услышанная фраза: „Всё равно моя по существу длиннее!“
Вообще-то, братик, не такая уж я и глупая. Я уже взрослая и многое понимаю. Вот только, кто это – она?

[Гость]

Т33-28 Айзен. 20000 лет спустя. Жизнь после людей с волосами как у Рапунцель.

783

Гомен, автор в начале честно пытался писать по заявке, но потом понесло в другую сторону...
Волосы тут есть, но не так много Т_Т
Хогиоку не только сохранило рассудок, но и сохранило внешность бывшего Владыки Уэко Мундо, и теперь каштановые волосы пышной волнистой копной неаккуратно возлежали на каменном полу. Освободившийся узник самого нижнего из подземных уровней смотрел в потрескавшееся зеркало и размышлял над сложившийся ситуацией. Готей-13 уже не узнать, давным-давно сменился Главнокомандующий, даже те, что были рядовыми еще тогда, при Генрюсае, уже успели побывать капитанами и переродиться пару десятков раз, не меньше. Про "вечного" арестанта уж и забыли - ведь он там просидел уже не одну тысячу лет, а бумаги, что содержали его имя, уже давно затерялись в архивах или просто рассыпались - время их не пожалело. Для шинигами он стал легендой, мифом, выдумкой, что пугают учащихся Академии. Только сам Айзен все помнил и год за годом отсчитывал тот самый день, когда он наконец выйдет на свободу.
И вот долгожданный миг - черные ленты, долгое время обвивавшие его тело, были сняты. Айзен Соуске более не был пленником Улья.
Он покинул Общество Душ, едва представилась возможность, и поселился в своем бывшем дворце - Лас Ночесе. Белоснежный замок несмотря на постоянные ветра и пустынный климат сохранил былое величие, разве что памятные проломы в стенах было некому заделать, и потому по коридорам часто гулял, завывая, сквозняк.
С одиночеством Соуске как-то свыкся, недаром оно было его спутником на протяжении нескольких веков, но постоянный гул ветра и огромные провалы в полу, служившие заметками "Здесь дрался и чуть не умер Куросаки", напоминали ему, что он здесь один. Не было Эспады, не было преданных Лоли и Меноли, что жадно заглядывали ему в рот и ждали приказа, пусть самого абсурдного, - они сгинули где-то в песках пустыни...
И некому заплести или хотя бы расчесать эту копну волос, волочащуюся за ним повсюду. Столько колтунов же в ней, менос его знает. Даже та самая прядь, элегантно спадавшая на лицо, сейчас затерялась среди тысячи точно таких же, любезно зачесанная назад кем-то из тюремщиков, чтобы узнать лицо пленника, довольно давно протирающим кресло в камере.
Скучно. Безумно скучно. У Сообщества Душ давно не было достойных противников, вот и капитаны с Главнокомандующим заплыли жиром, мальчишка-риока умер от банальной старости, так что равного Айзену вряд ли кто-либо найдется. Или же...?
На подоконнике сидел Урахара Киске, причем так он развалился вальяжно, словно для него это самое обычное дело - беспечно болтать ногами на окне бывшего чертога экс-Владыки Лас Ночес. Несмотря на прошедшее время, ученый совсем не изменился, разве что серые глаза выдавали истинный возраст.
-О-хо-хо, Айзен-сан! С возвращением!-хозяин магазинчика (а может уже нет?) спустился с насиженного места и, постукивая палкой по отполированному полу, приблизился к старому знакомому.-Я уж грешным делом подумал, что чувство реяцу меня подводить начало, так нет же, не ошибся!
-Киске...-тихо произнес мужчина в ответ, словно смакуя вкус имени лучшего врага на губах. Короткая перестрелка взглядов - обманчиво-теплых ореховых глаз и льдисто-серых, скрытых тенью панамки. Ничья - оба одновременно переводят свое внимание на невероятно интересную сетку трещин, покрывшей давно не крашенные стены и потолок. Айзен улыбнулся своим мыслям, сделав приглашающий жест к столику с шахматами. Старая игра, не теряющая своей актуальности. Соревнование двух мощнейших интеллектуалов своего времени, проверка сырости пороха в пороховницах.-Партию?
-Не откажусь,-Урахара чуть склоняет голову вбок, с почти детским любопытством смотря на светло-темные фигуры. Тихий шорох и веер привычным жестом скрывает лицо загадочного шинигами за бумажными складками. Бывшие капитаны, не сговариваясь, в одну и ту же секунду садятся за игру. По негласному правилу Владыке достается армия белых, Киске - черных.
-На что играем?-деловито поинтересовался ученый, выдвигая коня за линию пешек.
-А мы играем на что-то?-слегка удивленная интонация в мягком бархатном голосе, отдающимся по пустынному залу едва различимым эхом.
-Айзен-сан, гораздо интереснее играть, если на кону что-то есть и это что-то достаточно весомое. Не вам ли это знать?
Хмыканье. Если прислушаться, то можно заметить и даже одобрительные нотки.
-На желание.

***

-Готовы?-спросил Киске тоном хирурга, ожидающего решения о пластической операции. Возможно, этот шаг - маленький толчок к чему-то большему?
-Да,-коротко ответил мужчина, внимательно следя за отражением собеседника в зеркале. Пучок волос, зажатый у основания шеи огрубевшей от работы рукой хозяина магазинчика, был мгновенно перерезан Бенихиме. Вьющиеся локоны несколько долгих секунд оставались в руках ученого, но вскоре начали вспыхивать и упорхать за окно голубоватыми духовными частичками. Весь Лас Ночес засветился изнутри благодаря им, как призрак.
-Теперь, Айзен-сан, мое желание. Сыграем еще партию?-Урахара вновь скрыл Алую Принцессу в ножны, и теперь то и дело возвращался взглядом на доску, где на черно-белых клетках напротив друг друга стояли два одиноких короля. Без свиты.
-Конечно. Но,-экс-капитан пятого отряда повернулся к говорившему. Темная одежда арестанта Улья уже была скрыта под светлой накидкой Владыки, а на лице привычная улыбка, встречавшая Эспаду на собрании,-в следующий раз.
Торговец в панамке чуть поклонился, придерживая шляпу, и исчез в шунпо. Соуске успел заметить тонкую фиолетовую нить, разделяющую грудь, в всколыхнувшемся разрезе косодэ.
"Причина, по которой ты выжил и не изменился... Да, я так и думал.
Еще партию. В более масштабных размерах. Обещаю, Киске".

[Гость]

T33-61 Ичиго, Хичиго, Зангецу. Не узнать обитателей внутреннего мира после изменений.
1828

- Да я его…. – Хичиго возмущенно пыхтел, придумывая кару пострашнее. – На части, порву и не замечу!! Как эта рыжая дубина только посмела… - Блондин шумно вздохнул, дошел до края крыши и повернул обратно. – Не прощу! – Он рыкнул так, что стекла в окнах задребезжали и быстрым шагом направился по привычному маршруту – мимо Зангетсу.
Тот и вовсе опасался, что своими хождениями Пустой дорожку протрет в зеркале. Занпакто устало прикрыл глаза, когда беловолосая макушка в тысячный раз промелькнула перед глазами. Безумство продолжалось третьи сутки, но и терпение у Разрушителя Небес все-таки бесконечным не было.
- Кишки выпущу этому придурку! – Хичиго метеором пронесся мимо Зангетсу в тысяча первый раз, полыхнул алой риатсу и возмущенно уставился на занпакто. Тот сохранял нейтральное молчание, но всеми десятью чувствами и еще тремя дополнительными, блондин ощущал, что напарник тоже расстроен таким поведением Ичиго.
И еще кое-чем.
- После нашего возвращения он даже не пришел навестить нас... ну как так? - тихо спросил Пустой и немного неуверенно добавил. – То есть вернул себе кучу риатсу и все, норма выполнена, а то, что мы… - Хичиго грустно вздохнул и даже зная ответ наперед, все-таки предложил. – Давай его вообще убьем, зачем нам такой хозяин?
Зангетсу выразительно посмотрел на напарника и тот как обычно понял его без слов.
- Но мы же не можем оставить все как есть!- снова психанул Пустой, указав на свое тело. И на самого занпакто. – Или тебе нравится так выглядеть? – ехидно уточнил блондин.
Меч подумал, что еще неизвестно, сколько суток мельтешения перед глазами и горестных воплей он выдержит, и вообще это забота их хозяина. Занпакто решил действовать. Высокие тонкие каблуки непривычно громко цокнули, скрипнули, заскользили по гладкому зеркалу и Зангетсу неожиданно покачнулся, когда привычно спрыгнул с любимой жердочки.
«Сноровки пока не хватает», - мрачно заметил меч.
- Ну что, - прикинувшись пушистой пуськой, с надеждой спросил блондин, - раскатаем его тонким кровавым блинчиком прямо про кровати?
Занпакто пригвоздил его уничтожающим взглядом к стеклу, а потом легко подцепил кровожадного Пустого за шкирку, как нашкодившего котенка. Хичиго недовольно скривился, глубоко внутри своей пустой души искренне считал, что по сравнению с Зангетсу, он еще легко отделался.
- Нет, - веско сказал меч, - вред мы ему причинить не можем…
- Чем он и пользуется, - недовольно буркнул Пустой, даже не пытаясь вырваться на свободу. Сейчас Зангетсу и так на взводе, лучше его не злить, по крайней мере – больше обычного.
- …а значит, - продолжил занпакто и, звонко цокая шпильками, начал неторопливо подниматься вверх по зданию, - мы просто…
- Забьем его ногами за неисполнение своих обязанностей, - тут же протараторил Хичи, воспользовавшись заминкой в речи напарника. Тот несильно встряхнул блондинистого агрессора и, слегка нахмурившись, закончил:
-… поговорим.
«Да когда с ним прокатывало «просто поговорить»? Занпакто в лоб и все дела» - в кои-то веки Пустой благоразумно не озвучил свои мысли.

***

Теперь это его самый страшный кошмар.
Ичиго кажется, что даже извечные, выматывающие всю душу сны о смерти матери как-то поблекли, отдалились и стали сниться реже. С того момента, как он очнулся от семнадцати месяцев забытья в его снах только зеркальный город, погруженный в темную глубину сине-зеленого океана: без конца и края небоскребы, вода, оглушающая тишина внутреннего мира... и одиночество.
Во сне его тело вновь окутывает теплая черно-красная риатсу, развивается от малейшего движения полами рваного плаща.
Во сне его правую руку до плеча плотно обвивает змейка банкайной цепи, на запястье – черная длинная перчатка, а в руке поблескивает синим длинный узкий клинок. Отросшие до плеч рыжие волосы постоянно лезут в лицо, но Ичиго смотрит на свой занпакто и не отводит взгляд, хочет насмотреться на день вперед.
- Медлишь! – ну вот, опять.
Ичиго стремительно разворачивается, чтобы отбить направленный ему в сердце черно-белый клинок в руках Широгетсу и с этой секунды он свое тело не контролирует. Та битва за Финальную Гетсугу проигрывается в его снах каждую ночь и все, что он может – раз за разом скрещивать их мечи, кричать что-то, доказывая как сильно нужна ему эта техника.
«Не нужна», - отчаянно думает Ичиго и рвется к своему занпакто, чтобы извиниться, обнять, попросить выгнать его из этого мира – он не будет больше сопротивляться. Но тело, как запрограммированное, вновь вскидывает меч и на сверхскорости бросается в очередную атаку.
Все точь-в-точь как тогда.
Ичиго вглядывается в разноцветные глаза Широгетсу, запоминает каждую черточку дорого лица, и снова сердце сбивается с ритма, плавится от боли, когда его такой сдержанный занпакто отводит взгляд.
«Осталось совсем чуть-чуть», - печально думает Ичиго, сон почти закончился.
Не пошевелить даже пальцем, не дотянуться до его маленького занпакто, который… просто хотел защищать его. И не смог. Губы шинигами снова шевелятся, как заезженная пластинка, в сотый, тысячный раз повторяя: «Что ты имеешь в виду?» По щеке Широгетсу скользит одинокая слезинка, в которой только он, Ичиго, виноват, и простить себя за это шинигами не сможет никогда. Причинить столько боли…
«Чертов Айзен, чертов Урахара, и чертово мое собственное упрямство!» - парень, широко распахнув глаза, смотрит, как медленно отдаляется его занпакто, а разум снова и снова затапливает умение владеть усиленной Гетсугой.
И его Зангетсу и он сам растворяются в непроглядной-черной бездне Мугетсу.
До следующего сна.

***

-Эй, Зан-сан, а чего это с ним? – Хичиго медленно проводит рукой по щеке Короля и удивленно смотрит на влажные пальцы. Ичиго уютно свернувшись клубком на развороченной постели, тихо сопит, но холлоу ощущает некую… неправильность. Зангетсу подходит ближе и опускается на краешек кровати, у изголовья – за спиной у хозяина и заглядывает тому в лицо.
Занпакто хмурится. И правда, что-то не так – мокрые дорожки слез на лице Ичиго тому доказательство. Парень что-то неразборчиво шепчет, но Зангетсу это не важно, главное сейчас – разбудить его. Конечно, с визитом можно было подождать и до утра, но разговор шинигами и занпакто – не та вещь, которой можно пренебречь. Хичиго забирается на постель с ногами и устраивается поудобнее, а Зангетсу тем временем осторожно кладет руку на плечо хозяина.

***

Первое, что видит Ичиго при пробуждении – любопытный взгляд янтарно-желтых глаз. «Где-то я это уже видел», - мелькает в голове вялая после сна мысль,… и парень подскакивает, как ошпаренный, рывком садясь на кровати. Куросаки открывает и закрывает рот в попытке сказать что-то адекватное, но как в его постель забрался этот мелкий пацан, понять не может.
- Ты кто такой? – резко спрашивает Куросаки, правой рукой на всякий случай, нащупывая под подушкой печать, и настороженно замирает, когда на милом детском личике расплывается широкая клыкастая усмешка.
- Ну вот, - во все сто пятьдесят мелких клычков улыбается пацан, а от звука знакомого с металлическими нотками голоса Ичиго пробирает дрожь. – Опять меня не узнал, рыжий склерозник.
- Что за ерунда, - бормочет шинигами, но внимательно всматривается.
Пацану в простом белом кимоно лет семь-восемь на вид, кожа бледная, будто никогда солнца не видел, а светло-карие глаза смотрят на рыжего с легкой насмешкой, как на умственно отсталого. Мальчишка вскидывает светлые брови и усмехается шире. Неестественно агрессивный оскал на детском лице смотрится жутко, но пальцы находят и крепко сжимают прохладный бок печати. Ичиго подгребает ее к себе поближе, одновременно с тем медленно отодвигаясь от этого ребенка, как будто вышедшего из очередного дешевого американского хоррора.
«Чтоб я еще раз на ночь «Сайлент хилл» смотрел», - мысленно пинает себя парень.
Но тут на плечо успокаивающе ложится чья-то рука. Подпрыгнуть второй раз Ичиго не дают, отодвинуться тоже. Ичиго во все глаза смотри на второго ночного гостя и чувствует, как челюсть резко встречается с полом.
- Эм… кхм… Женщина, а вы кто?

[Гость]

T33-61 Ичиго, Хичиго, Зангецу. Не узнать обитателей внутреннего мира после изменений.
продолжение

***
Черный плащ как перчатка обтягивает стройное женское тело, чуть ниже колен начинаются черные сапоги на высоченной шпильке, Ичиго честно старается смотреть ей в лицо, а не… Нет, после Иноэ и Матсумото-сан какой-никакой иммунитет к женским… кхм, он приобрел, но гостья могла с легкостью заткнуть за пояс их обеих. Ичиго и правда, очень старается смотреть ей в лицо. Почему-то знакомое лицо: темные волнистые волосы доходят ей до плеч, синие глаза смотрят на шинигами внимательно, а уголки губ слегка приподнимаются в теплой улыбке.
От сильного подзатыльника Ичиго падает вперед и утыкается прямо носом во все это пышное великолепие.
- Ты охренел? Не смей так неуважительно называть его! Что еще за «женщина»? – возмущенно шипя пацан забрался Куросаки на спину, еще глубже вдавливая того в бюст гостьи.
Ичиго пытается втянуть немного воздуха, быстро отодвинуться, скинуть со своей спины мелкого гаденыша и все это одновременно, но вдруг замирает. Это отчетливое ощущение… ведь он не ошибается? Куросаки приподнимает голову и ошарашено смотрит в такие близкие темно-синие глаза.
Он их каждую ночь видит, как сразу не узнал?
Губы парня сами по себе растягиваются в робкой улыбке, а свободная рука касается лица. Нет ни привычной щетины, ни того сурового взгляда, коим его неизменно награждал старик при очередной глупости, но сомнения таяли, как роса по утру…
- Зангетсу? – почему-то шепотом, словно все это – продолжение сна, только немного глючное и стоит сделать что-то не так – он снова проснется в своей кровати от привычного пинка папаши.
Рука на плече рыжего парня скользит вниз по спине и рыжего притягивают еще ближе. Легкие, почти невесомые объятья и слов не нужно… Ичиго хочется столько всего сказать, но занпакто снова улыбается и он просто обнимает свой меч в ответ.
- Эй, Коро~о~оль, - нехорошо тянет голос из-за спины, а у шинигами что-то перемыкает в голове.
Если эта… это Зангетсу, то пацан – его… Куросаки окидывает критичным взглядом своего внутреннего Пустого.
- Нефигово выглядишь, - весело фыркает Ичиго, с удовольствием замечая, что предположительно Хичиго раздувается от злости, как кошак, который пушится, чтобы казаться больше.
- Так сделай с этим что-нибудь! – мелкий спиногрыз лязгает клыками в опасной близости от носа рыжего и снова начинает заводиться. Ты же у нас там Король… - на детском личике Пустого вдруг проступает обида, он отворачивается и невесело вздыхает. – Да никакой ты не Король. Так, обычный тиран и деспот.
- Хичиго, я… – тянется было к нему Куросаки, но тут снова ловит привычный насмешливый взгляд. – Это ты еще банкай не видел, - пацан старательно давит гадкие смешки, а Ичиго закрывает глаза и медленно считает до десяти: «Не думать про банкай, ксо, один, она же девушка, не думать про банкай два»...
За спиной раздается легкий звон цепочки, а Ичиго медленно оборачивается через плечо.
Старательно натягивая коротенький черный плащ (платье?) пониже на краешке кровати сидит худенькая девушка. Поймав офигевший взгляд хозяина, занпакто резко поднимается на ноги и упирает руки в боки.
- Ичиго, - веско произносит Тенса.
Сам Ичиго мужественно игнорирует вырез до пупка, супер-мини длину плаща и опасливо смотрит в гневные глаза своего банкая. «Разрушительница Небес разрушительнее Разрушителя Небес – мелькает глупая мысль. - Ксо», - парень шумно сглатывает, но бежать некуда.
- Ичиго, - повторяет занпакто и наклоняется, заглядывая парню прямо в глаза. – Исправь это, хорошо?
В глазах Тенса Зангетсу Куросаки видит свою мучительную смерть, если не успеет все сделать вовремя.
- Утром сгоняю к Урахаре, - клятвенно обещает он.
- Ага, - невесело замечают сзади. – Только вздорной бабенки мне во внутреннем мире не хватало, - отмечает Пустой.
В следующую секунду небольшой полумесяц Гетсуги выносит его аккурат в распахнутое настежь окно, а занпакто, слегка покачиваясь направляется к выходу из комнаты.
- Через полчаса у тебя прозвенит будильник. Я подожду на улице, – она осторожно прикрывает за собою дверь.
Ичиго не глядя тянется за спину и закрывает окно. Пустой, что почти залез обратно, и невнятным воплем падает снова. В голове у рыжего шинигами только одно: «К Урахаре. Немедленно»

[Гость]

T28-93 Орихиме | Айзен. С помощью своих сил, Иноуэ запирает Лас Ночес вместе с собой во временной петле. Злость и страх Айзена, тщетные угрозы и попытки запугать. «Ну и чего ты добилась, дрянная девчонка?!»

718 слов
-О, время пить чай, - Орихимэ улыбнулась и придвинула к себе вновь наполнившийся чайник.
-Пей сама, я не хочу, - отмахнулся Айзен.
-Вы, смотрю, не в настроении, - девушка надула губки.
Здесь следовало бы презрительно фыркнуть, но раздражаться всерьёз уже все равно не получалось. Недовольство Айзен изображал скорее по привычке. Когда у тебя вечный полдник – всё рано или поздно входит в привычку.
Айзен не мог понять, как девчонка смогла это сделать. Скорее всего, она сама не знала, как ей удалось замкнуть в петлю время в главном зале Лас Ночес. Сначала его это забавляло. Особенно тот факт, что стол как раз накрыли для чаепития. Айзен не верил, что его можно удержать какими-то детскими фокусами.
«Ты всего лишь оттягиваешь неизбежное, - снисходительно ухмылялся он. – Скоро ты выдохнешься, а я не уверен, что буду к этому моменту таким же великодушным, как сейчас».
Девчонка лишь угрюмо молчала. Однако время шло (хотя точнее будет сказать – не двигалось с места), а ловушка не открывалась. Айзен начал испытывать беспокойство, медленно перерастающее в страх.
«И чего ты добилась? Твои друзья все равно умрут, умрут в жутких мучениях, независимо от того на свободе я или здесь, - он сам не был уверен в своих словах. Но кто запрещал блефовать? Не будет же он сейчас рассказывать этой пигалице, что не доверяет ни одному из своих людей, что без его личного участия весь план пойдет к меносам. - Правда, если я буду там, то могу сжалиться и не мучить их слишком жестоко».
У девчонки дрожали губы, руки, но она все еще молчала. Ловушка мало того, что не открывалась, а, казалось, сжималась еще сильнее.
Скоро началась паника.
«Если ты меня не выпустишь – я тебя на части порву! – Айзен понимал, что начинает позорно скатывать в истерику, но уже не мог совладать с собой. - Я тебе все кишки выпущу и заставлю их жрать!»
Он видел ужас в её глазах, но дрянная девчонка по-прежнему молчала. А потом понял, что даже захоти она отменить петлю, то не смогла бы этого сделать. Поэтому Айзен её убил. Пробил рукой грудную клетку и долго любовался, как красная кровь заливает белые одежды. Обычно убийство волшебника рассеивает наложенные им чары, но в данном случае не помогло. А Иноуэ Орихимэ через какое-то время ожила и вновь молча сверлила его взглядом. Только теперь она смотрела на него с жалостью. Это было самое невыносимое.
Он не знал, сколько времени потратил, бессмысленно бродя по залу, выкрикивая проклятья, царапая себе лицо, разбивая немногочисленную мебель об стены. Все очень быстро возвращалось к исходному состоянию. Один раз экс-Владыке Уэко Мундо и Создателю стало так себя жалко, что он даже расплакался. После этого, помимо душераздирающей жалости, добавилась еще и страшная обида, что не удалось удержать лицо. Он попытался убить себя, но результат ему не понравился.
Спустя какое-то время Айзен поймал себя на том, что уже довольно давно сидит на полу и просто созерцает потолок. Момент, когда вслед за злостью пришло опустошение, он даже и не заметил.
«Интересно, чем там все закончилось?» Впрочем, это уже было неважно. Айзен поискал глазами девчонку – она сидела за столом и пила чай. Заметив, что на неё смотрят, Орихимэ отставила чашку и спокойно сказала:
- Присоединяйтесь. Всё равно делать больше нечего.
Она была настолько права, что Айзен даже не попытался сопротивляться. Просто подошел и сел напротив. Так начались их безумные чаепития. Иногда они разговаривали на отвлеченные темы. Эти беседы нравились обоим: как-никак Айзен был старым, образованным и эрудированным человеком, который мог интересно о многом рассказать, а Орихимэ всегда очень внимательно слушала. Пару раз даже играли в города. Один раз Орихимэ спела, после чего Айзен попросил её больше никогда так не делать. Постепенно они начали находить удовольствие в общении друг с другом. Это можно было бы обозвать мазохизмом и стокгольмским синдромом, но когда ты навечно заперт один на один с самым раздражающим тебя человеком, то тут уже не до точных определений. Кому они нужны в подобной ситуации?
-Почему ты выбрала именно чаепитие? – тоскливо поинтересовался Айзен. - Почему, хотя бы, не обед?
-Невкусные у вас обеды, - ответила Орихимэ. - А чай мне нравится. Может, всё-таки выпьете?
Айзен с отвращением глянул на чашку. На всё ту же чашку, пропади она пропадом. Даже сервиз поменять не получается. Один раз он посвятил уйму времени битью этой ненавистной посуды, но она упорно возвращалась. Кажется, он где-то читал о чём-то похожем, у одного иностранного автора. «Мы все здесь сумасшедшие». Как-то так.
-Менос с тобой, - вздохнул Айзен. – Наливай.

[Гость]

Т34-27 Ичиго|Чад|Иcида|Ренджи. Совместный просмотр ужастиков ночью в темноте. Храбриться друг перед другом. "Ничего страшного не вижу!" - "А почему тогда кровать трясётся?"

666 слов.

Восстающие из могил мертвецы, книги мёртвых, разговаривающие оленьи головы, сидящие в подвале зомби, передвигающиеся сами по себе отделённые от тела конечности...
- Это вас ещё никогда на практику в 12 отряд не отправляли, - фыркает Ренджи, передёргиваясь от неприятных воспоминаний. Исида вспоминает свой бой с Маюри и понимающе кивает: после увиденного его уже не трогают даже самые гадкие и кровавые сцены. То ли дело одержимая девочка, спускающаяся по лестнице вниз головой, да бедный священник, выбросившийся из окна - вот это уже режет по нервам, но гордый квинси скорее сам сломает себе шею, чем сознается.
- Абсолютно не страшно! - почти твёрдо сообщает он и проливает кофе на ботинки Чада, когда ни о чём не подозревающую женщину зарезает в ванной невидимый убийца. Садо деликатно молчит, платит добром за добро: Урью тоже никому не скажет, как побледнело лицо метиса, когда сошедший с ума отец чуть было не поймал своего сына в занесённом снегом лабиринте. Ясутора любит детей, и невозможность помочь бедному ребёнку страшит куда больше чокнутого доктора и выполняющего его приказы сомнамбулы. Хорошо, что детей в фильмах ужасов редко убивают: вон и в этом фильме мальчика всё-таки вытащили из сна, спасли от жуткого демона с огненным лицом...
- Ну почему главные герои такие придурки? - возмущается Ичиго, глядя на невероятно тупых американских подростков, которые так и напрашиваются на то, чтобы их расчленили с особой жестокостью. Он храбрится, пытается выглядеть крутым, но видно, что предыдущий ужастик про отвратительного маньяка, убивающего детей во сне, оставил свой неизгладимый след на его психике. У Зангецу, конечно, нет жутких лезвий на перчатках, но всё же надо подумать о каком-то другом способе связи. Да и в зеркало он ещё нескоро сможет спокойно смотреться: кто может поручиться, что когда ты повернёшься к нему спиной, твоё отражение тоже отвернётся?
- Скучно, - тянет Абарай, даже не глядя, как заживо сжигают беднягу-полицейского. Следующие фильмы его тоже мало интересуют. Того, кто слишком долго общался с Кучики - с обоими Кучики - не пугают вампиры: ни жуткий готичный граф, ни романтичная маленькая девочка. Зато история молодой пары, безразлично фиксирующаяся камерой, заставляет его понервничать. Ренджи сравнительно недавно познакомился с техникой, и потому всё, связанное с ней, отдаёт чем-то жутким. Да и одно дело, когда враг перед тобой, и даже вполне материальный, и совсем другое, если его можно только почувствовать.
- Боишься? - ядовито интересуется Куросаки, когда красноволосый шинигами весьма неудачно вцепляется ему в плечо. С экрана ненавязчиво несутся взвизги бензопилы, навевающие мысль, что именно так должен выглядеть банкай Кенпачи.
- Ещё чего, - вскидывается тот и выгибает грудь колесом. - Ничего страшного не вижу!
- А почему тогда кровать трясётся?
За потасовкой они пропускают почти весь следующий фильм, и Чад с Урью отказываются им рассказывать, кто всё-таки является главным злодеем и зачем герою потребовалось отрезать себе ногу. И слава Ками, что они этого не видели: фильм о трудностях выбора всколыхнул бы в обоих весьма печальные воспоминания.
Американские трэш-картины так похожи друг на друга, что единственное, на что они годятся - это поупражняться в остроумии и проникновении в логику сценаристов.
- Первым убьют негра! - веселится Ичиго, а Ренджи думает, что всё-таки правильно Шуухей с ними не пошёл. Чад закрывает глаза на сцене убийства собаки банальным киношным пришельцем. Исида, несмотря на литры выпитого кофе, всё же засыпает и не видит, как отважные девушки-альпинистки спускаются в роковую пещеру. Но для просмотра последнего фильма его-таки растолкали: "Классика же!"
Утро уже наступило, но солнце не светит: тёмное дождливое небо не пропускает лучи. Ветер тоскливо стучится в окна, гудит в трубах, а друзья с напряжением следят за развитием событий. Кульминация близка, и все четверо уже даже не пытаются скрыть волнение. В наступившей тишине звонок телефона звучит как приговор.
Куросаки на негнущихся ногах подходит к телефону, отвечает и несколько секунд недоумённо слушает мёртвую тишину на том конце провода - а потом резко меняется в лице и кидает трубку на стол.
- Что такое? - беспокоится Урью, зябко кутаясь в лейтенантское хаори Абарая.
- Урахара развлекается, - глухо бормочет Ичиго фальшиво-спокойным голосом. Друзья его не слышат - они смотрят в телевизор.
На экране из колодца медленно вылезает девушка.

[Гость]

Т34-15 Акон/Ичиго. "Я знаю всё о тебе"

Он здесь впервые, но здание 12го отряда, со всеми своими закоулками-переходами уже напоминает лабиринт. И как они сами тут не заблуждаются? Он бы и пяти минут не выдержал, не заплутав чёрти куда. Проводник – кажется, Акон? – чья спина маячит впереди светлым пятном, останавливается на мгновение, поджидая успевшего отстать шинигами.
- Сюда.
Он прибавляет шаг – задерживаться здесь нет ну никакого желания. Стены движутся, словно живые, и, кажется, дышат. Или это уже воображение разыгралось? Чёрт его знает, что тут только не привидится...
- Стой.
Ичиго замирает. Акон выходит из тени в круг белого света – невысокий, сухощавый, но видно, что крепкий. Ичиго поднимает взгляд... и едва успевает подавить желание отшатнуться – слишком уж неестественным ему видится лицо напортив. У Акона нет бровей, зато есть рога. Две пары коротких треугольных рожков. Как у чёрта", - думает Ичиго. И плевать на двусмыслие.
Хотя, раз тот служит у Маюри...
Акон подходит ближе, полностью завладевая вниманием – и его нереальный, нечеловеческий облик почти что гипнотизирует Ичиго одним только своим видом.
- Повернись.
Он разворачивается: спорить сейчас – себе дороже, и подчиняется незамысловатым следующим приказам вроде "наклониться вполоборота" или "встать туда, вдохнуть и задержать дыхание". Прибор тихо щёлкает, выводя на мониторы снимки: лёгких, таза, органов брюшной полости. Ичиго видит их боковым зрением, пока Акон ощупывает его точными сильными движениями. Давит на плечи, подсказывая опустить или поднять руки, проходит ладонью по мышцам, жмёт какие-то точки, от которых по телу разливается тепло и приятная слабость.
- Так. Теперь дальше.
Из полутёмной комнаты они выходят в другую, и в первые секунды Ичиго, ослеплённый контрастом, почти ничего не видит. Здесь всего "слишком": в смотровой – слепящий свет, в воздухе – стойкий запах лекарств, слишком много колб с нелицеприятным содержимым, а рентгенограммы, подобно сюрреалистическим картинам блекло мерцают в синеве.
Пока он стоит, рассматривая помещение, руки как-то сами собой оказываются заведены за спину, но он понимает это, только когда на запястьях защёлкиваются наручники-браслеты. "Ограничителя реяцу" - приходит мысль. Ичиго пытается сопротивляться:
- Эй! Я на это не подписывался!
- А мы и не спрашивали, - отзываются ему из смежной комнаты. Там, за матовым толстым стеклом угадываются чьи-то тени, и вернее всего - капитана 12го отряда. - Акон, чего ты там делаешь? Шевелись!
Детектор на максимум! Начали!
Ичиго чувствует тёплые чужие ладони на своей спине: Акон надавливает чуть сильнее, и, будь Ичиго не так сильно напуган, он понял бы, что это поддержка. А потом мир вокруг него взрывается, а сам он проваливается куда-то вниз, в кромешную бездну. Позже он скажет, что Ад - ничто по сравнению с тем, что он испытал тогда.
И в центре всего – слишком яркое, рыжее, бьющееся, чужеродное для этого места.
Куросаки Ичиго рвётся из пут посреди зала. И вместе с ним рвётся надвое его душа...

Больно не было. Было жутко.
Они хотели изучить его Подчинение. Они хотели разделить его с Зангецу. Разорвать его на части, вытащить наружу каждую клетку, распять его под микроскопом.

- Всё.
Ичиго открывает глаза, но мир вокруг плывёт, скрытый за бликами стекла. Он слышит голос Маюри и спор за стеной.
- Теперь у вас достаточно данных?
- Уберите его. - в голосе Маюри - недовольство и слабо скрытая брезгливость.
Свет всё ещё режет глаза, когда его подхватывают, выдёргивая из мутного тумана - чтобы окунуть в благословенную темноту.

- Эй. Очнулся?
Ичиго приоткрывает глаза. Сознание всё ещё двоится, и вместе с ним множится мир вокруг. ему требуется около десяти минут, чтобы прийти в себя и понять, что он не связан, ит только после этого он подрывается. Зря - его ещё мутит.
Ичиго медленно опускается назад, наконец, догадываясь осмотреться.
Ровные ряды колб с заспиртованными частями тела, сухой и вечно пыльный воздух с въевшимися в дерево нотками формалина, ворох тонкой бумаги на полу, стопки книг и свитки рукописей – такой предстаёт комната Акона. Ичиго думает, что, наверное, вся жизнь этого странного человека заключена в них.
- Как себя чувствуешь?
Кажется, ему это ничуть неинтересно - по крайней мере, как сидел за столом над исписанной толстой тетрадью, так и сидит. И даже не смотрит.
- Мне сказали присмотреть за тобой, пока ты не очнёшься.
Сказали, значит?
- И? Присмотрел?
Акон откладывает ручку в сторону, поднимает взгляд. Глаза у него тоже пустые. И вообще он ничем не отличается от образцов в банках, - заключает для себя Ичиго. А раз так, то ошибся тут именно он, понадеявшись, что увиденное - и почувствованное ранее было собственным интересом, а не чужим приказом. Жаль.
- Что, прости?
Не прощу, - цедит про себя Ичиго. Никого из вас.
Акон поднимается со стула, делает два шага в сторону Куросаки и замирает. В карих глазах напротив - чистое, ничем неприкрытое бешенство.
- Не подходи, - предупреждает он. Но его не слушают.
- Я знаю о...
Всё случается в какие-то доли секунды: ещё шаг, ещё... успокаивающий жест рукой, быстрое движение снизу, замах, подсечка...

"Я знаю о тебе всё", хотел сказать он. А после понимает: это ошибка. Он знает только то, что показывают ему датчики. Множественные диаграммы, данные энцефалографии и томограмм, работу сердца и внутренних органов, болезни и способы их лечения, разновидности мутаций, генная инженерия... Он разбирается в реакциях эмоций - страха, радости, гнева - на химическом уровне. Он владеет огромным количеством ценной медицинской информации... которая не значит абсолютно ничего, когда тот, кому ты сочувствуешь хотя бы в мыслях в ответ на немую поддержку вдруг даёт тебе в челюсть.
Он что-то упустил? Не поставил новый эксперимент, не вывел формулу счастья?
- Чёрта с два ты что-то знаешь.

Но когда Ичиго отдёргивает его руку со своего плеча, отвечая ударом, так и невысказанное превращается в ничто. И теперь он не знает ничего.

[Гость]

Т17-54 дарк!Ичиго. "Вы разрушили мою жизнь".

1248 слово, AU после 423 главы.
Это было самое неуютное место, которое когда-либо доводилось видеть лейтенанту Кучики. Самые запущенные, кишащие бандитами районы Руконгая казались приветливее, потому что все-таки были частью родного дома. Самые тёмные и мрачные углы замка Лас Ночес были не такими пугающими, потому что от обители пустых много не ждешь. Здесь же обитали живые люди. Рукия никогда не думала, что токийский ночной клуб повергнет её в такое угнетенное состояние. Хуже была только мысль, что здесь она надеялась встретить того, кто меньше всего ассоциировался у неё с этим затхлым местом.
-Эй, крошка, скучаешь? - Рукия почувствовала, что на плечо ей опустилась чья-то горячая липкая лапа.
-Если сейчас же не уберешь руку, я её сломаю, - она сказала это спокойно, не поворачивая головы на наглеца, но почувствовала, как тот отшатнулся, испуганно бормоча ругательства под нос. Это была простейшая манипуляция с духовной силой, призванная приводить в чувство забывшихся подчиненных, однако Рукия рассердилась на себя за то, что делает это с обычными людьми. Капитан бы такого не одобрил. "Надо быстрее заканчивать с этим", - она начала решительно продвигаться сквозь толпу тусовщиков, ища глазами человека, ради которого она оказалась сегодня здесь.
Спустя почти полчаса тщетных поисков, она заметила рыжую макушку. Он сидел за столиком в компании явных мордоворотов, которые что-то бурно обсуждали. "Боже, боже, с кем ты связался..." Несмотря на то, что при всем желании он не мог теперь чувствовать её присутствия, видимо какое-то шестое чувство заставило его повернуть голову в сторону Рукии и заметить её. Еще секунду назад сидевший валяжно развалившись на диване, он подался вперед, вцепился в край столика и так привычно нахмурился. На секунду Рукии показалось, что сейчас он подорвется с места и кинется к ней навстречу, возможно даже схватит её за руку и будет бессвязно бормотать "Это ты, действительно ты! Спустя столько лет!". Но только на секунду.
-Ичиго, нам надо поговорить.
За столиком воцарилось молчание - все сидящие уставились на подошедшую Рукию.
-Куросаки, очередная пассия пришла качать права? - мордовороты противно заржали.
-Что ж они у тебя все на одну рожу, вот же ж тянет тебя на плоских пацанок. Предыдущая хоть по-улыбчивей была.
Рукия не реагировала, продолжая в упор смотреть в глаза Ичиго. В некогда такие родные, а сейчас уставшие, с глубокими тенями вокруг, с намечающейся сеткой морщин.
-Парни, - Ичиго первым отвел взгляд, - давайте разбежимся. Мне действительно надо поговорить.
Посыпалась очередная порция сальных шуточек касательно Куросаки и толпы его подружек, но Рукия не слушала. Пусть несут что угодно, лишь бы свалили по-быстрее и дали ей наконец возможность побыть с Ичиго наедине.
-Новые друзья? - спросила она, когда все ушли.
-Коллеги.
Не успела Рукия присесть, как к столику тут же подскочила официантка.
-Что-то еще будете?
-Да, мне повторить, - Ичиго кивнул на стакан с остатками какого-то алкоголя - видимо не первая, и даже не вторая порция за вечер, - а девушке... Девушке персиковый фрэш.
-Персикового нет, есть апельсиновый, грейпфрутовый...
-Я ведь не спрашивал, есть ли он у вас, я сказал его принести, - Рукия поразилась тому, насколько зло это прозвучало. С одной стороны - он помнил её вкусы, с другой - она не желала знаков внимания подобными способами.
-Я хочу апельсиновый.
Ичиго недовольно уставился на неё, после чего буркнул "Как хочешь" и откинулся на спинку. Какое-то время они сидели молча - Рукия сверлила Ичиго сердитым взглядом, с трудом борясь с желанием надавать ему подзатыльников с криками "Придурок!! Ты что творишь, дебил упоротый?!" и кинуться обнимать его со слезами, приговаривая "Почему? Почему, почему, почему?". Ичиго же упорно смотрел в сторону. Когда принесли напитки, Рукия не выдержала.
-Почему ты не спрашиваешь?
-Что именно? Почему ты здесь? А нахрена? И так понятно, что сейчас начнется песня "Ичиго, которого я сохранила в своем сердце, бы никогда!"
-Не паясничай, ты не такой.
-Мда? А какой я?
-Ты справедливый честный человек. По крайней мере был таким. Неужели тебе самому не противно таким образом зарабатывать на жизнь?
-У меня была несчастливые школьные будни, меня слишком часто отрывали от учебы. А справки о спасении мира во всем мире не способствуют поступлению в университет.
-Ичиго! - Рукия не выдержала и стукнула кулаками по столу. - Я знаю, чем ты занимаешься. Все знаю! Я сама, лично, общалась с теми духами, которых ты... - она запнулась, боясь заканчивать фразу.
-Интересно, как же это было? - Ичиго зло посмотрел исподлобья. - Наткнулись на плакат с надписью "Куросаки Ичиго - герой и спаситель", после чего удивились, почему парню, который их отправил на тот свет, ставят памятники в загробном мире? Или ваши долбанные службы опять под меня копали?
"Не смотри на меня так... Не смотри на меня так, как ты не смотрел даже на врагов". Рукия почувствовала, что у неё начинают дрожать губы.
-Как, как ты вообще мог додуматься сунуться в криминал?
Ичиго тяжело вздохнул и скрестил руки на груди.
-Одной справедливостью сыт не будешь. Я устал играть в искрящегося на солнце паладина. Мне нужно думать о сестрах.
-Ты содержишь их на кровавые деньги! Неужели ты считаешь, что они рады этому?
-А у них выбора нет. С тех пор как отца забрали обратно на службу, у нас практически не осталось средств к существованию. А помимо того, что нам надо было на что-то жить, мне необходимо было обеспечить обучение Карин вне Японии. Хватит с Готея нас с отцом, Карин я не отдам, - последнее Ичиго произнес с плохо скрываемой агрессией. Рукия хотела было возразить, но решила оставить больную тему девочек Куросаки. Она промолчала о том, что именно Юзу дала ей адрес Ичиго в Токио. Сестра жаловалась, что уже не надеется на то, что брат одумается и вернется в Каракуру к обычной, законной жизни. "Каждый раз, когда звонит телефон, я вздрагиваю, потому что боюсь - это звонят из полиции сообщить мне, что братика Ичиго убили", - плакала она.
-Ичиго... Пожалуйста, подумай о том, что ты творишь. Ты ведь попадешь в Ад! Ты разрушаешь свою жизнь!
-Если я попаду хоть куда-нибудь - я буду счастлив, - Ичиго усмехнулся и впервые за вечер Рукия уловила на его лице не злость,
не агрессию, а печаль. Она не могла понять, что пугало её больше.
-После потери сил, я пришел к Урахаре с вопросом, что будет, когда умру. Я думал, что в таком случае хотя бы смогу придти к
капитану Унохане, буду просить, умолять если понадобится, принять меня в 4-й отряд, где я смогу делать хоть что-нибудь
полезное. Знаешь что он мне ответил? Что мне нельзя умирать. Не потому, что я такой молодой, у меня вся жизнь впереди и
прочее-прочее. Мне просто нельзя: я исчезну после смерти, потому что моей духовной силы не хватит даже для того, чтобы
сформировать душу - в Сейретей будет нечего отправлять.
Рукия почувствовала, как отхлынула кровь от лица. Ей захотелось заорать "Прекрати нести чушь, этого не может быть! Замолчи!", но Ичиго продолжал дальше.
-Мои тело и душа фактически разделены с пятнадцати лет, с тех самых пор как ты меня убила передав свои силы. Поэтому мое тело постепенно разрушается. По подсчетам Урахары я не дотяну до тридцати лет. Круто, правда? Думаю этого не было в ваших отчетах.
Ичиго перегнулся через столик и почти нежно коснулся пальцами щеки Рукии - она не сразу поняла, что он вытирает ей слёзы.
-Это вы разрушили мою жизнь.
Он не обвинял, он просто констатировал факт.
-Неужели ничего нельзя сделать? - глупый, идиотский вопрос, который нельзя было не задать.
-Можно, - Ичиго вновь грустно ухмыльнулся, словно собрался умирать сию секунду. - Оставить меня в покое.
-Потому что ты нас ненавидишь? Меня ненавидишь?
-Я не могу тебя ненавидеть. Как не пытался. Просто иначе я опять начну скорбеть над тем, с чем почти смирился.
...Рукия ушла из клуба не попрощавшись. Просто сбежала глотая слёзы. Капитан бы такого не одобрил. Хотя - к черту капитана.

Всё к черту.

[Гость]

Т16-40 Ичиго. Страх смерти. Осознание насколько коротка жизнь человека.

763 слова
Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Прекрасное правило, которым Ичиго старался руководствоваться в жизни. Не всегда, правда, получалось - то, как он без объяснений сбежал от Карин в день появления арранкаров в Каракуре, он до сих пор не мог себе простить. После этого случая его отношения с сестрой перестали быть такими же доверительными как раньше, и Ичиго прекрасно понимал, что это его вина. Но когда он узнал секрет отца, о котором тот пытался говорить с плохо скрываемыми стыдом и виной, стоило им остаться наедине, то решил поступить именно так, как в своё время поступила с ним Рукия - ни о чем не спрашивать. Только вот Куросаки-младший не учел того, что не все следуют золотому правилу. О том, что дал отцу путь к отступлению, Ичиго пожалел очень быстро, потому что тот вел себя как ни в чем не бывало. Словно и не было его появления над разрушенной Каракурой в одеждах шинигами, словно он не учил его финальной Гецуге Теншо, словно он обычный добропорядочный семьянин, пускай и со своими приколами. Несмотря на то, что Ичиго обещал ничего у него не спрашивать и не выпытывать, один раз он всё-таки не выдержал.
-Ты ничего не хочешь мне сказать?
-Сынок! Ты сегодня отлично выглядишь! - радостно заорал отец, хлопнул Ичиго по спине и тут же ретировался. После этого случая Ичиго подумал, что второй разговор о прошлом Куросаки Иссина - то ли шинигами, то ли человека, то ли черта с горы - может так и не состояться.
После выписки из больницы, Ичиго еще долго привыкал к той непривычной тишине, которая теперь его окружала. Не было неспокойных духов, не было унылых жалоб и подвываний, не было постоянного ощущения чьего-то присутствия, не было луж призрачной крови. Спокойствия тоже не было. Еще год назад Ичиго мечтал о нормальной жизни без непрекращающегося фонтана паранормальщины. Сейчас ему безумно хотелось подтверждения того, что стремительная карьера и.о. шинигами ему не приснилась. Отец не шел на контакт, а друзья со своим немым сочувствием делали только хуже. Поэтому одним вечером Ичиго осторожно зашел в комнату сестер. То, что он искал, нашлось на кровати Юзу.
-Йо. Давно не виделись.
Кон молчал - лишь свет поблескивал в глазах-пуговках.
-Кон, прекращай. Ты же сейчас вполне материальный, мы можем общаться.
Кон по-прежнему молчал. Никогда Ичиго не думал, что невозможность попрерикаться с плюшевым придурком будет настолько обидной.
"Наверное, у него просто нет души-плюс", - подумал Ичиго и засунул палец в пасть к Кону, ожидая ничего там не нащупать. Однако он наткнулся на гладкий и холодный шарик.
-Да что ж такое, - грустно сказал Ичиго, вертя шарик в руках. Раньше душа-плюс на ощупь действительно казалось живой и пульсирующей. Раньше он через прикосновение мог чувствовать эмоции Кона. Сейчас это был безжизненный кусок то ли стекла, то ли пластика. Ичиго яростно сжал кулак. Он уже неднократно думал над тем, что теперь из его жизни ушли призраки, пустые и шинигами, но почему-то именно невозможность пообщаться с Коном разозлила его сейчас больше всего. А ведь он даже не мог назвать Кона своим другом. Как в принципе обозначить отношения, когда один берется поносить твоё тело, пока ты сам носишься в городу в обличье шинигами, размахивая огромным занпакто? Ичиго разжал ладонь и уставился на шарик.
"Просто интересно", - подумал он и проглотил его. В следующее мгновение все тело Ичиго скрутила резкая боль, а в глазах потемнело. "Куросаки Ичиго умер, подавившись Коном. Какая глупая, нелепая смерть. Весь Сейретей оборжется". Как он падал, перевернув стол, Ичиго уже не помнил.
Очнулся он не сразу. Словно сквозь вату до Ичиго доносились чьи-то крики, его сильно били по груди. В какой-то момент в мир резко вернули воздух. Ичиго с хрипом вдохнул и попытался перевернуться на бок.
-Лежи ровно! - голос отца был непривычно перепуганный. Ичиго почувствовал, как сильные руки придавливают его плечи к полу.
-Что?..
-Ничего хорошего. Лежи, кому сказал.
Сколько времени прошло - минуту, пять, пятнадцать - было неясно. У Ичиго так кружилась голова, словно накануне он пил по-черному, а сейчас его настигло самое беспощадное в мире похмелье.
-С ума сошел?! Ты что устроил?
-Я.. - Ичиго закашлялся. - Я хотел посмотреть, что будет. Я думал, что просто стану обычным духом и смогу вернуться в свое тело как раньше.
-У тебя нет цепи души и нет духовной силы, это опасно! Опоздай я хотя бы на пару секунд - я бы не смог тебя вернуть!
Лицо отца перестало двоиться. То, что Ичиго увидел, было выразительнее тысячи слов - никогда он не видел Куросаки Иссина таким бледным и осунувшимся, даже после смерти жены.
-Папа, что же тогда будет, когда я умру?
Ответа не последовало. Отец, тяжело вздохнув, бережно погладил его по голове. Впервые за долгое время Ичиго стало очень страшно.

[Гость]

Т25-08 Сой Фон/Кира, пост СС-арка, расследование связей с капитанами-предателями, "А вас, Кира, я попрошу остаться"

525 слов.
- А Вас, лейтенант Кира, я попрошу остаться, - а он уже почти выдохнул облегченно, почти расслабился, уходя... Чтоб их, эти приемчики второго отряда! Знают, как запугать.
Хотя чего уж там, он ждал этого. Ждал, когда его поведут на допрос, когда начнут деликатно - предъявить-то ему нечего - выспрашивать, посвящал ли Ичимару его в свои планы, когда впервые прозвучит это "бывший ученик предателя"...
- Присаживайтесь.
В голосе Сой Фон нет ни намека на радушие - еще бы. Лучшее, что сейчас может сделать Изуру, это не показывать ни грана того страха, который начинает медленно закрадываться ему в душу; начал еще в тот самый момент, когда он осознал, что капитан - его капитан - предал Готей.
- Полагаю, Вам известно, о чем пойдет речь.
"Правильно полагаете", - послушно кивает Кира, безразлично рассматривая крохотную черную точку в окне напротив. Малейший всплеск эмоций отразится на его белой, чересчур бледной коже ярким румянцем - врожденный детектор лжи, и никаких специальных кидо и сывороток правды не надо.
Сой Фон неожиданно вздыхает, зло цыкает сквозь зубы и резко бросает:
- Да расслабьтесь Вы. Никто Вас всерьез не подозревает, это просто формальность. Вашего друга Хисаги точно так же допрашивали недавно, и что? Ничего с ним не случилось. Скажу Вам откровенно: даже если бы Вы были в чем-то виновны, Вас бы все равно никто не стал сажать в Улей. Более того, и звание лейтенанта Вы бы сохранили - по крайней мере, до тех пор, пока на командные посты отряда не найдут замену, а это случится еще очень нескоро. Не в нашем положении разбрасываться квалифицированными кадрами.
Под конец ее речи у Изуру горят уши и щеки - дурак, вот же дурак, надеялся скрыть свое волнение от профессионала и выставил себя несдержанным подростком. Впрочем, расслабиться все же удается, пусть и не до конца. Сой Фон удовлетворенно кивает сама себе:
- Приступим. Фамилия, имя полностью, текущее звание?
- Кира Изуру, лейтенант третьего отряда Готей 13.
- В каких отношениях состояли с Ичимару Гином?
- Исключительно в служебных, - Изуру неловко пожимает плечами. - Капитан был не из тех, кто близко подпускает к себе людей.
- То есть он не посвящал Вас в свои планы?
- Нет. Между нами всегда была огромная дистанция, от него в жизни не услышишь чего-либо, кроме "Изуру, заполни эти отчеты" да "Изуру, приготовь чай".
- Хорошо, внизу, вот тут, напишите: "С моих слов записано верно", дату поставьте и роспись. Да... Все, Вы свободны.
- Постойте... - он и сам не знает, что им движет: непонятно откуда взявшееся чувство вины или желание быть честным до конца. - Я не знал, но я должен был догадаться! Должен, понимаете? Эти его постоянные прогулки в пятый - он там и ночевал периодически! Шуточки его, мол, уйду я от вас, попляшете тогда... И то, что он никогда ничего не рассказывал о службе в третьем, и... И...
Сой Фон смотрит устало и понимающе, и от этого взгляда по позвоночнику Киры пробегают мурашки. Он не замечает, когда она успевает нажать "тревожную кнопку", чувствует только, как жестко фиксируют запястья поглощающие реяцу кандалы и сзади его подхватывают под локти две пары сильных рук.
- В карцер его. На недельку, потом опять ко мне. Еще увидимся, лейтенант. Надеюсь, при следующей встрече Вы скажете мне спасибо.

[Гость]

Т35 - 35 Кусаджиши Ячиру|Котецу Исанэ. "Такая большая, а ревешь"

558 слов

Она ничем себя не выдает. Даже косу перед уходом заплетает, как обычно: пряди скользят одна поверх другой ровно, в привычной тугой строгости.
Миназуки спит в ножнах.
– Исанэ.
И она вскидывает голову, по отработанной за годы привычке сразу отрываясь от того, чем занималась – от попыток не зареветь в голос.
– Прочтешь после моего ухода, – капитан Унохана хлопает по сложенному в несколько раз листу рисовой бумаги.
Исанэ очень хочет взять этот листочек, смять его и сунуть себе в рот вместо кляпа. Чтобы не ляпнуть случайно что-нибудь лишнее. Чтобы не читать. Чтобы последним в памяти оставалась капитан Унохана, а указания по управлению отрядом в ее отсутствие или строчки безликих признаний совершенно чужого и незнакомого человека.
Исанэ затыкает себя костяшками пальцев, тренированной волей и страхом перед неодобрительным взглядом капитана.
Нет предательства больше, чем испортить последнее воспоминание кисловато-острым разочарованием.
– Как скажете.
Все будет, как она скажет. Даже если уходить в одиночку и бросать своих – глупо. Даже если такие гордые и одинокие, сами лишившие себя шанса вернуться, первыми умирают на больничных койках Четвертого отряда.
Исанэ дожидается, пока капитан уйдет достаточно далеко, прежде чем завыть и, размазывая кулаками сопли по лицу, сползти на пол.
Исанэ плачет по занпакто, который лечил, а не убивал, и по капитану Унохане, которую она знала – придумывала себе – все эти годы.
Исанэ плачет по офицерам, которые теперь останутся совсем одни – даже если капитан Унохана вернется. В Четвертом тоже мало кидотипных занпакто, Четвертый тоже ходит на цыпочках за своим капитаном и исполняет лаки-дэнс всем отрядом, когда удается кого-то спасти. Четвертый тоже желает победы своему капитану.
Даже если, когда она вернется, все изменится и больше не будет, как прежде.
Исанэ старается выжать из себя все слезы обиженной – обманувшей и перехитрившей саму себя – девочки, прежде чем браться за послание капитана Уноханы и со спокойной обреченностью исполнять ее последнюю волю.
Главное – не накапать на чернила, а то расплывутся так, что будет не разобрать. А капитан Унохана не любит – не любила – небрежность.
Выплакавшись, Исанэ утирается рукавом униформы и разворачивает листок. Рассматривает его со всех сторон и даже поднимает на просвет, но не находит ничего, кроме своего имени.
Листок пуст, утро холодное и ясное, а в дверях капитанского кабинета стоит Кусаджиши Ячиру.
Стоит и смотрит, сверкая сухими и злыми глазами.
– Ты противная, – сообщает она, бережно пряча в ладонях черную повязку-паразита. – Такая большая, а ревешь.
Исанэ, красная и опухшая от слез, готовая опять разреветься – капитан Унохана ей даже последнего слова не оставила, – точно так же греет в руках листок.
Действительно, противная. И щеки горят, как от оплеух.
– Кен-чан победит! – зло бросает Ячиру.
Маленькая ревнивая дрянь, безмятежно думает Исанэ. Никто не смеет желать смерти капитану Унохане.
Даже соплячка, названная в ее честь.
Руки чешутся отвесить пощечину. Исанэ шагает вперед и уже заносит руку, когда Ячиру поднимает на нее глаза:
– А ты так ничего и не поняла.
Ячиру разочарована в ней. Соплячка, проведшая рядом с Зараки Кенпачи гораздо больше времени, чем Исанэ – подле капитана Уноханы.
Соплячка, которая в полтора раза старше и в два – мудрее. Она говорит, что Исанэ не о том плачет, не то защищает и понятия не имеет, что происходит.
Руки безвольно опускаются, и Исанэ понимает: все это время она стояла и комкала проклятый листок.
Пустой.
– Хотите леденцов, председатель Кусаджиши?
Ячиру молча кивает, и они садятся на балконе рядом, плечом к плечу.
Когда на нижнем этаже подземной тюрьмы зарождается буря, встряхивает весь Готей.
Не важно, кто останется в живых – один или оба, победителем из сражения выйдет только Кенпачи.
Сильнейший.

[Гость]

Автор приносит свои извинения за объём. Это вышло случайно

T13-65 Айзен | / Хирако. Айзен - капитан, Хирако - лейтенант. Романтичный подарок на день рождения.

1549 слов
Капитан пятого отряда никогда не планировал на некоторые дни ничего сверх того, что ему необходимо было делать как капитану. В эти дни был включён и день рождения Соуске. Обусловлено это было не тем, что Айзен желает в этот день отдохнуть, вовсе нет. Всё дело в том, что после стольких лет службы, он осознал, что в этот день вероятность срыва планов много выше, чем в другие дни…
В этот день Айзен, как обычно, рано встал, и уже через два часа полностью был готов. Как и его лейтенант, который стоял за дверью, ожидая своего капитана.
У того самого был день рождения в начале месяца. Вспоминая крайне удивлённое выражение лица Шинджи, когда тому Соуске девятнадцать дней назад подарил подарок, Айзен чувствовал удовлетворение и ждал ответной реакции.
Улыбнувшись своим мыслям, капитан пошёл к двери.
- Доброе утро, лейтенант Хирако.
- Доброе, — ответил ему Шинджи. Что примечательно, ответил спокойно, без привычной ленивой нотки в голосе. Айзен посмотрел на своего лейтенанта.
Выглаженная и чистая форма на нём смотрелась ... необычно. Не было привычного высокого хвоста, но волосы явно собраны сзади.
- Повернитесь ко мне спиной, если нетрудно.
У Шинджи дёрнулся уголок губ, но приказ выполнил. Поневоле улыбка Айзена стала самодовольной. Длинные пряди блондина были заплетены в косу, а на кончике она была перевязана широкой лентой. Именно её Соуске не так давно подарил своему лейтенанту в числе подарков на день рождения. Но эта была не единственная ассоциация с этой деталью.
- Бант? Вы мой подарок на день рождения? — с улыбкой произнёс Айзен, разглядывая довольно-таки аккуратный бантик.
Шинджи передёрнул плечами, и посмотрел из-за плеча на своего капитана.
Про себя Соуске отметил, что Шинджи казался чуть выше обычного. Выпрямился, но всё равно был заметно ниже своего капитана. Лейтенант ответил:
- Вроде того, — отвернувшись, пояснил: — Сегодня в честь Вашего праздника я буду вести себя как самый прилежный лейтенант в Готей 13. Как и весь наш отряд.
"Чтоб я не один мучился", — добавил капитан за него. Трудно было поверить, что он мог на это согласиться очень просто. Скорее всего, он заранее переговорил со всеми офицерами на этот счёт. Капитану даже стало интересно, кто именно является автором такой идеи.
Проверить выдержку своего лейтенанта очень хотелось.
- Пойдём тогда на утреннее построение, — произнёс Соуске, обошёл замершего лейтенанта и направился в сторону площадки.
Это было… забавным. Хирако весь день безмолвной тенью ходил за своим капитаном. Ни характерного топанья, ни фырканья, ни прочих звуков, которые были перманентно слышны от его лейтенанта. Если не ощущение реяцу и не тихие шаги, то капитан подумал бы, что его лейтенант куда-то по-тихому пропал (несколько раз ранее так, увы, происходило: слишком легко он мог отвлечься на что-нибудь интересное для себя). Соуске несколько раз оборачивался и, смотря на Шинджи, отпускал различные фразы. И даже (что ранее вообще было немыслимым) получал на них вежливые ответы, а не равнодушное "Мм".
- Замечательная погода, не правда ли? — сказал Айзен, обращаясь к лейтенанту, на что тот ответил:
- Да, прекрасная.
"Какая ложь, — подумал с улыбкой Айзен, — Ты жалуешься на любую погоду".
Соуске улыбнулся, кивком головы здороваясь с проходящими мимо шинигами.
- В последнее время наш отряд демонстрирует особую сплочённость.
- Капитану виднее, — отозвался лейтенант. Айзен спиной ощущал, как шинигами сверлит его недовольным взглядом.
"Особенно после того, как были переведены в другие отряды парочка бунтарей, не это ли ты хотел сказать?"
Договаривать про себя то, что не высказал вслух его лейтенант, было для капитана не в новинку: тот и ранее предпочитал слишком много своему капитану не говорить. Это Айзен решил в будущем исправить.
За этот день особенно запомнилось капитану то, как Хирако среагировал на своего бывшего капитана. Когда они столкнулись с капитаном Саругаки и лейтенантом Хикифуне, Шинджи... вежливо поздоровался и позволил Айзену начать разговор о делах отряда, не встревая и не заигрывая с Кирио. То есть вёл себя противоположно своему обычному поведению. Выражение лица капитана двенадцатого отряда стало удивлённым:
- Шинджи, ты часом не заболел?
Айзен обернулся к своему лейтенанту, окинул его взглядом с ног до головы и с улыбкой обратился к коллеге:
- Заболел? Мне казалось, что мой подчинённый выглядит вполне здоровым. Хотя, мы не так давно работаем в одном отряде, так что Вам, наверное, виднее.
Краем глаза Соуске отметил мимические движения со стороны лейтенанта 12-го отряда. Судя по всему, стоя за спинами своих капитанов, Кирио и Шинджи обменивались какими-то жестами. И если уж Хирако был почти полностью скрыт от другого капитана за широкой спиной своего, то Хикифуне приходилось действовать очень осторожно.
Брови девушки приподнялись. Айзен обернулся на своего лейтенанта. Тот невозмутимо смотрел в сторону. Перевёл взгляд сначала на Айзена, потом посмотрел на капитана Саругаки.
- Я чувствую себя вполне здоровым. Спасибо за внимание, капитан Саругаки.
Выше названный капитан нахмурилась. На лице Хикифуне отразилось озарение.
- Позвольте Вас поздравить с днём рождения, капитан Айзен.
Лицо Саругаки прояснилось. Кивнула своим мыслям и обратилась к Айзену:
- Присоединюсь к поздравлению. От себя хочу пожелать побольше толковых и поменьше бестолковых, — красноречивый взгляд в сторону лейтенанта пятого отряда.
- Спасибо за поздравления. Шинигами в пятом отряде весьма дружные, и я верю, что из каждого из них со временем выйдет толк.
В любой другой день Шинджи сразу же среагировал. Хотя бы фразой "Вы это не на меня намекаете?". Но сегодня он промолчал. Саругаки обвела его взглядом и отвернулась.
- Пойдём, Кирио.
- Слушаюсь, мой капитан. До свидания, Шинджи.
К концу дня у Айзена было приподнятое настроение. Настолько, что он позволяет своему лейтенанту разбирать подарки, а не сидеть над отчётами. Этим он занялся лично, а сам изредка поглядывал на Шинджи. Тот зачитал вслух поздравления с открыток, потом озвучивал характеристику подарка и самостоятельно определял место, куда положить его. Таким образом на стене кабинета появилась картина, около окна нашла своё место ваза, а набор для каллиграфии перекочевал из упаковки сразу же на стол к капитану.
Лейтенант явно веселился, хоть и пытался это скрыть. Айзену нравилось видеть, как загораются глаза у Шинджи, когда тот приступает к новому подарку. Ради этого зрелища стоило освободить подчинённого от рутины.
Неожиданная тишина в течение некоторого времени заставила Айзена снова оторваться от проверки отчётов. Он посмотрел на своего лейтенанта. Тот задумчиво вертел в руках узкую, но длинную коробку. На его столе лежал цветной прямоугольник. Капитан не удержался и спросил:
- А это от кого?
Шинджи усмехнулся и сообщил:
- Поздравление от капитана Третьего отряда: "Пусть мой подарок доставит Вам истинное удовольствие".
Под внимательным взглядом капитана Хирако открыл коробку и достал из неё музыкальный инструмент, похожий на фуэ. Выражение лица Шинджи стало крайне удивлённым.
- Флейта? Неожиданный выбор.
Капитан, с улыбкой глядя на Хирако, сказал:
- Подарок больше похож на лейтенанта Ооторибаши. Он, если я не ошибаюсь, увлекается музыкой.
Хирако закатил глаза.
- А то. Это его страсть. Он прям маньяком становится, когда речь заходит о музыке.
Айзен сверкнул очками.
- Но ты тоже увлекаешься музыкой. Почему бы тебе не сыграть? Грустно будет, если этот подарок не будет использован по его прямому назначению.
Хирако с недоверием посмотрел на капитана. Осознав, что тот не шутит, расстроенно протянул:
- Не, я больше струнные люблю. На духовых не умею играть
Он осёкся, заприметив, как в глазах капитана пляшут черти. А то, каким голосом Айзен произнёс следующие слова, укрепили в голове Шинджи эту ассоциацию.
- А попытаться? В честь праздника? Мне будет очень приятно, даже если у тебя получится криво...
Хирако застонал, глядя в потолок.
- Хорошо, убедили.
Взял в руки флейту, поднёс к губам. На пробу сделал пару выдохов. После стал чуть смелее перебирать пальцами.

[Гость]

T13-65 Айзен | / Хирако. Айзен - капитан, Хирако - лейтенант. Романтичный подарок на день рождения.

продолжение

Айзен с удовольствием наблюдал за Хирако, вслушиваясь в звуки флейты. Пускай в мелодии были корявые места, терялась плавность звуков, это было не столь важно.
Важно, что Шинджи играл для Айзена, и это доставляло капитану несравненное наслаждение.
Когда Шинджи остановился, чтобы перевести дух, в помещение просочился Ичимару Гин. Он окинул взглядом помещение и, состроив грустную моську, протянул:
- О, так неправильно. Шинджи, а где же романтичная обстановка?
У Хирако потяжелел взгляд. А Гин уже не мог остановиться.
- Нет, нет! Ты всю делаешь не так! Ты должен был одеть праздничную юкату или кимоно. Играть на флейте в обычной форме шинигами: это нонсенс!
Айзен переводил взгляд с одного шинигами на другого. Судя по тому, как сжались кулаки Шинджи, тот явно начинал терять самообладание.
- Да и причёску надо было сделать поизысканнее. Если капитан Айзен будет не против, я могу тебя отвести к Рангику, — Ичимару подошёл к Шинджи и взял его за косу, — думаю, она сделает тебе умопомрачительную...
Шинджи вскочил с места, коса выскользнула из рук капитала. На выходе из кабинета лейтенант отчитался напоследок:
- Пойду проверить караул
И сорвался в мгновенный шаг.
- ... причёску, — закончил Гин и, обратившись к капитану Айзену, спросил: — Что-то он сегодня не общительный...
- Гин, это твоих рук дело? — сказал прямо Айзен.
- Что именно? — Ичимару сделал лицо настолько удивлённым, насколько он мог.
- Сегодня лейтенант Хирако вёл себя как прилежный лейтенант, что для него необычно, — сказал капитан Пятого отряда настойчиво, не отрывая пронзительного взгляда от лица собеседника.
- Ну, я просто ему всю неделю намекал, чтобы он подарил своему капитану что-нибудь эдакое, например, что-нибудь романтичное... — задумчиво произнёс Ичимару. — Судя по всему, он в другом смысле понял слово "необычный". Кстати, — Гин встрепенулся и подошёл вплотную к столу, о подарках, как тебе мой?
Капитан Айзен ответил вопросом на вопрос.
- Почему именно флейта?
- О, мне это Роуз посоветовал: почти каждый инструмент, на котором лейтенант умеет играть, связан у него с каким-то человеком. Ну, а с флейтой теперь у него будешь ассоциироваться ты. Разве не здорово я придумал?
По мнению Соуске, Гин сейчас больше напоминал подростка, совершившего какую-то каверзу. Чётко сказал, добавив в голос стальные нотки:
- Больше стоит совершать подобное с Шинджи.
- Э-э? Почему? — теперь Гин был удивлён по-настоящему.
Айзен перевёл взгляд на стол своего подчинённого. Немного погодя ответил, окончательно для себя в мыслях что-то решив:
- Я хочу сам воспитать себе идеального лейтенанта.

[Гость]

М6-01 Ичиго/Исида. Урью с самого начала планировал предать Яхве ради Ичиго. Реакция последнего. Можно А+

586

— Я создам новый мир. Я видел это.
— Ты сумасшедший. Ты видишь то, что хочешь видеть.
— Глупый мальчишка. Ты всё равно не сможешь мне помешать.
— Я уже помешал.

Урью открывает глаза и видит белый потолок. Боль в теле не чувствуется, и это сбивает с толку. Он не думал, что проснется. Урью поворачивает голову и встречается взглядом с хмурым Ичиго.
— Что ты здесь делаешь? - спрашивает Урью, прежде чем успевает обдумать ситуацию.
Ичиго хмыкает.
— Жизнь переосмысливаю.
Урью садится на кровати и берет очки, лежащие на прикроватном столике. Белом, как потолок и вся остальная комната. Урью давно перестал нравиться этот цвет. Слишком уж много его было в последнее время.
— И как, что выходит?
— Выходит, что один из нас — идиот.
Всё кажется ему немножко нереальным, будто во сне. Из-за тяжести в голове комната выглядит расплывчато. На сплошном белом фоне Ичиго выделяется ярким и четким пятном. Он стоит, прислонившись к стене напротив и скрестив руки на груди.
— Я голосую за тебя, — пожимает плечами Урью. — По-моему, это довольно очевидно.
Он смотрит на Ичиго, потому что не хочет утонуть в белой каше.
— Почему я жив?
— Иноуэ. Я велел ей тебя вылечить.
Ичиго хмурится не потому, что зол или раздражен, вспоминает Урью, просто он всегда с таким лицом ходит.
— А ты думал, я брошу тебя умирать?
Помедлив, Урью отвечает:
— Думал.
Он врёт. Он слишком хорошо знает Ичиго.
— Хренового же ты обо мне мнения.
— Такие уж у нас с тобой сложились отношения, если ты не заметил, — язвит он. — Я думал, тебе хватит мозгов, чтобы не спасать предателя.
Ичиго смотрит на него и вкрадчиво произносит:
— Исида, мы нашли тебя в луже крови. Несложно было понять, как ты в ней оказался.
— Причин могло быть много, — не соглашается Урью. — Они могли принести меня в жертву новому миру, как сделали с большинством.
— Маловероятно и неубедительно.
— Я атаковал вас, — Урью прибегает к последнему аргументу.
— Чтобы мы все не сдохли, так ничего и не сделав, — парирует Ичиго.
Он вздыхает и отворачивается.
— Я, может, не из самых проницательных, но два и два сложить могу. Там было слишком много серьезных противников.
Они молчат. За стеной Урью слышит приглушенный гул шагов и голосов: выжившие шинигами восстанавливали Сейретей.
— Я не верил, — говорит Ичиго, не глядя на него. — Думал, что Яхве тебе мозги промыл. Или что он шантажирует тебя. Похитил твоего отца и угрожает убить.
— Идиотизм какой-то.
— Как и оправдание "потому что я квинси".*
Урью сжимает в кулаке край одеяла.
— Мне это показалось единственным подходящим ответом.
— А мне — причиной хорошенько тебя встряхнуть.
Ичиго снова поворачивается к нему, и Урью не может сдержать слабой ухмылки. Раньше он списывал их вечные перепалки на противостояние квинси и шинигами, но теперь это, кажется, потеряло смысл. Он сдаётся.
— Видимо, моя способность лгать оставляет желать лучшего.
— Просто врал не тому.
— Значит, идиот всё-таки я?
Ичиго смотрит на него в упор, но не отвечает.
— Злишься на меня?
— Злился. На тебя за то, что вообще пошел на такое, а на себя — за то, что позволил тебе.
— Как обычно. Играешь в героя и взваливаешь на себя всю ответственность.
Ичиго легко отталкивается от стены и пересекает комнату. Урью молча наблюдает за его перемещениями, а когда он садится на край кровати, находит в себе силы сказать:
— Это вредно, ты знаешь? Я про ответственность.
Ичиго обнимает его и просто говорит:
— Спасибо.
Урью замирает на мгновение, а потом легко обнимает в ответ.

*Глава 620

[Гость]

Т34-60 Хичиго/Ренджи. "Что? Готов отдать за них жизнь?" - "Не за них, за него."

Хичиго/Ренджи и Ренджи/Ичиго

665 слов

Он совершенно точно не обычный Пустой, думает Ренджи, невольно ежась под пронзительным взглядом яростных глаз Хичиго. Как будто бы у этого чертова Куросаки, с его ненормальной реяцу и мечом, может быть хоть что-то обычное. Да скорее у Иккаку вырастут волосы на его лысой башке.

Абараю нравится шутка, несмотря на то, что она не очень-то и смешная, и он решает, что чуть позже обязательно расскажет ее Ичиго. Тот, конечно, мгновенно взорвется и начнет орать про то, что, видимо, перед получением лейтенантского звания обязательной процедурой является сдача теста на интеллект, и те, кто набирает больше определенного значения, отсеиваются, как недостаточно тупые для такой работы. Другого объяснения, почему такие, как Ренджи, могут продвинуться так высоко по карьерной лестнице, он, Куросаки, не видит. После, как обычно, полезет в драку. Этому ненормальному только повод дай, никакой выдержки.

Но этого того стоит, решает Ренджи. Сама мысль о том, что он скоро сможет увидеть привычно нахохлившегося Ичиго, с которым можно спорить до хрипоты, хорошенько подраться, а потом, когда силы и аргументы кончатся, просто поймать в объятия и никуда не отпускать, пока этот придурок не перестанет трепыхаться и сам не потянется за поцелуем, отдается теплым чувством в груди и придает сил.

У Хичиго мертвый механический смех и бешеные глаза. Он подбирается совсем близко, играя с Ренджи, и наносит один несмертельный, но болезненный удар за другим. Абарай тяжело дышит. Его тело одеревенело от потери крови, и он знает, что ему уже никуда не убежать.

Он и не собирается. Чувствуя, как раз за разом Зангетсу рассекает его плоть, он все еще верит, что Ичиго вот-вот вернет себе контроль, и отказывается ранить их общее с Куросаки тело Забимару.
Временный шинигами и так получил от Общества Душ слишком много ран, некоторые из которых уже никогда не заживут.

Ренджи думает, что Хичиго еще быстрее, чем Ичиго. Он даже не успевает понять, когда тот оказывается у него за спиной, молниеносным движением выбивая из рук Забимару, и фиксирует его в кольце рук, больно выворачивая запястья.

-Из всех наших общих знакомых с Ичиго, ты всегда бесил меня больше всего. – Металлический голос звучит совсем рядом с ухом, и Ренджи удивляется больше тому, что может ощущать тепло его дыхания, чем самим словам.

-Правда? – Последние силы уходят на эту усмешку и попытку вывернуться из стальной хватки, но Хичиго держит крепко.

Пустой не считает нужным повторяться. Он медленно проводит языком по ране на шее Абарая и смыкает зубы где-то в районе плеча, наслаждаясь вкусом крови и сдавленным стоном боли Ренджи.

-Ты так и не стал драться со мной в полную силу. – Хичиго поднимает на него лицо, запачканное кровью и разрезанное пугающей улыбкой. -Что? Готов вот так просто отдать за них жизнь?
Ренджи не знает, почему Ичиго потерял контроль над Пустым именно сейчас. Он не знает причин и предысторию, потому что Куросаки слишком гордый самостоятельный болван, чтобы обсуждать с ним собственные проблемы.

Но глядя в желтые, наполненные яростью глаза Пустого, Абарай неожиданно ясно видит в них одиночество. Одиночество, перерастающее в злость. Одиночество, длиной в бесконечность.

Он же часть Ичиго, думает Ренджи и впервые за долгое время ему становится по-настоящему страшно. Леденящий ужас осознания того, что временный шинигами может чувствовать что-то подобное, тошнотворной волной подкатывает к горлу.

-Не за них. – Абарай не знает, может ли Ичиго сейчас его слышать, но это и не важно. Если потребуется, он повторит еще сотню раз, когда этот дурак вернет себе свое тело. – За него.

Хичиго вспыхивает от его слов также мгновенно, как и Куросаки. В чем-то они все-таки действительно очень похожи, думает Ренджи, мысленно готовясь ощутить, как Пустой вонзает зубы в сонную артерию на шее, и пытаясь вывернуться из последних сил.

За секунду до решающего мгновения, что-то неуловимо меняется. Его все еще сжимают в руках, но хватка больше не причиняет боли. К белым волосам и одежде стремительно возвращается цвет.

-Ренджи, ты болван. – Тихо выдыхает куда-то ему в висок Куросами, и Абарай чувствует счастье и теплые капли на своем плече. – Ты же мог умереть.

-Я тоже рад, что ты вернулся. – Отвечает Ренджи и мягко освобождает руку, чтобы стереть кровь и слезы с лица Ичиго.

[Гость]

PS-30 Кьераку|(/)Укитаке. Пускать фонарики по воде в память о мертвых. "Мы дебютируем до самой смерти, да и смерть — тоже дебют. "

727 слов
Бон — хорошее время. При свете его бесчисленных тёплых огней плюсы обретают подходящий настрой, и даже привязанные к земле делаются сговорчивей.

Для молодых богов смерти это время учиться не только сражениям и кидо.

Бон — тревожное время. Ткань мироздания истончается, и мерцающий свет освобождающихся душ влечёт к себе Пустых.

Это время чтобы быть настороже.

Не всегда всё идёт, как задумано.
— Так себе дебют в качестве хранителей равновесия у ребят вышел, — Шунсуй сдвигает шляпу ниже на глаза. — Только и успели, что это.

Несправедливо.
Над рекою слабый ветер да звёзды, а сама река так полна светом, что напоминает далёкие потоки в Сообществе Душ.

Бой окончен. Нет нынче времени и настроения для Даймондзи и нарушения правил, но Кьераку стоит неподвижно и терпеливо ждёт.
Фонарики один за другим соскальзывают в воду с ладоней Джууширо, их свет отражается в его глазах. Он всегда помнит всех, спроси — наверняка ответит, сколько их было сегодня, может, и по именам назовёт.
Никак привычек старосты не бросит.
Только отпустив последний фонарик, Джууширо прерывает своё молчание.

— Мы дебютируем до самой смерти, Шун-кун. Да и смерть — тоже дебют. Просто первый шаг, для всех.
«Просто первый шаг».
Не что-то, что надо считать неудачей или виной ушедших, — понимает Шунсуй.

Джууширо глядит в темноту, испещрённую огоньками. Что он там видит, Шунсую вдруг почему-то не хочется знать.
***
Август. Время звездопадов и, как верят, странствий между мирами. Может, и не зря верят. Не угадаешь, на каком находишься свете — из всех праздников Генсея Бон, кажется, вернее всего стирает границы.

Время молодым учиться. Время быть настороже.

Время вспоминать мёртвых.

«Первый шаг, Джуу-чан?».

Такая жалость — опять не до этого города с его огненным праздником. Строго говоря, сотайчо Кьераку здесь вообще быть не должно, но хоть эту традицию нельзя нарушать.
Ещё немного. Отпущенные фонарики, мягко мерцая, уже догнали общий поток, но Шунсуй всё стоит на берегу. Ночь полна духов, и сегодня опасности не чувствуется.
Он стоит здесь один, и фонариков уже совсем не видно.
Несправедливо всё-таки.

«Да и смерть — тоже дебют»
— Да-да, я помню, — Шунсуй соглашается вслух и, наконец, делает шаг. Он дойдёт только вон до того моста и закончит с этим. Тёплый ветер теребит волосы.
Мост всё-таки слишком близко.
Река полна огней и неотделима от неба.
— Хороший вечер, — взъерошенный юноша у перил кажется слишком незаметным для всей этой картины. — Хотел бы я это написать.

Шунсуй занимается мелким жульничеством. Он останавливается, опирается о перила, не глядя на соседа, и отзывается, словно они так стояли весь вечер:
— Напишете. Неплохое будет начало, нэ?

Студент какой-нибудь.
Юноша тихо смеётся:
— Ну, вообще-то, я хотел сделать Бон темой своей второй выставки.
— Вот как, — Шунсуй всё-таки смотрит, хочет уточнить и вдруг понимает, что упустил важную вещь.

Цепь судьбы длинная, почти касается воды, но сомнений нет.
—Яре-яре, совсем никуда не гожусь, — фыркает он себе под нос. Странное чувство. Неправильное.
Юноша всё ещё смотрит на огни. Он даже сейчас по-прежнему удивительно незаметен для этой ночи. Он как будто часть всего этого. Естественная — понимает Шунсуй. С духами, привязанными к людям и местам, терзаемыми несбывшимися желаниями, обычно не так. Да этот парень и не привязан.

Неясный зуд пробегает по позвоночнику, отдаётся в груди.
— Давно ли была первая? — вежливо спрашивает Шунсуй, пытаясь понять, ухватить за хвост причину этого зуда.
— В декабре, — откликается собеседник.

Он говорит о снеге и свете, о ветре. Обо всём, что видел, хотя и не так хорошо, как хотелось
А полгода назад он умер. Это звучит в его речи так же простодушно, как слово «конец» в детской сказке.

Зуд дымом скребётся в горле, поднимается до макушки, превращаясь во что-то тревожно-определённое.

Упрямый парень.
— И всё ради огней? — Шунсуй улыбается, но улыбка получается печальной.
— Я тоже так подумал, — юноша впервые смотрит на него. Старенькие очки, подмотанные верёвочкой, от движения соскальзывают вниз, — …ой! Я подумал: может, в этом всё дело? Я должен это увидеть и тогда, ну… что-то произойдёт. Я уйду.
Шунсуй вздыхает Ох уж эти поверья. Самое смешное — не относись парень к смерти и поверьям с такой простодушной прямой серьёзностью, он, может, действительно стал бы привязанным или чем ещё похуже. Но он не боится.
— Почему, — спрашивает Шунсй вслух.
Ему любопытно. И ещё тревожно. Это чувство, в которое превратился зуд…
— Было обидно, — юноша моргает. — Но после смерти, оказывается, и правда что-то есть. Я хочу понять, что именно.
«Да и…»
— Смерть — тоже дебют, — он ерошит волосы. Кажется, это привычка. — Может, у меня вышло не очень.
— Я так не думаю, — Шунсуй делает шаг вперёд. Это чувство, которым стал зуд. Это —

Узнавание

Рукоять занпакто легко касается лба между прядями тёмной чёлки.

«Здравствуй, Джуу-тян».